– В мусорный бак их! – заорали разъярённые соседи, – отмутузить до полусмерти!
– Что же вы натворили, аспиды? Вам же в этом доме жить, – прошепелявила бабулька из соседнего подъезда.
– А вот это выкуси, старая, – болтающийся в воздухе Троекуров смастерил из пальцев синюю фигу, – мы с Витюхой в особняк переезжаем на 5-ой Парковой, где раньше банкир гужевался. Теперя всё нашенское.
– Да? – Игоряха задумался, и два престарелых хулигана шлёпнулись на землю, – а я могу туда с вами въехать?
– Конечно, – щедро разрешил Витюха, – но если у тебя окна целые могут не пустить. Скажут: «пока у себя поживёшь». А ко мне придут, увидят, что все окна раскоканы и милости просю в новые хоромы.
Игорек, недолго думая, схватил самый большой бульник и запустил в своё окно. «Началось» – подумал Сева и, пригибая голову, метнулся на выход. Картина, представшая перед ним, поражала размахом, роскошью и убожеством одновременно. Вся песочница была утыкана дорогущими бутылками и деликатесами. «Вдова Клико» соседствовала с осетриной, «Хеннеси» с килькой в томате. Серое ноябрьское утро с дымчатым, низким небом и грязной жижей под ногами озарялось светом свободы, равенства и братства. Бутылки с холёными этикетками катались под ногами, а французские сыры безропотно валялись в лужах, вопия о старых добрых временах.
– О, Андреич! Спаситель наш! – заорал незнакомый мужик с окладистой серой бородкой, сидящий на качелях, – предлагаю выпить за твоё здоровье. За то, что ты освободил нас от кровопийц и рабовладельцев. За то, что нарушил естественный ход вещей, когда сильный и богатый давит слабого и бедного. Ещё вчера хозяин вытирал об меня ноги, а я боялся лишний раз пикнуть, чтобы не оказаться на улице. А тут раз и квас: кто был никем, тот стал всем. Такое было только в семнадцатом году: хозяева медицинских холдингов и банков, издательств и риэлтерских компаний драпают в одних подштанниках за кордон, а мы как та кухарка будем управлять государством. Хорошо.
Сева благоразумно промолчал, тихой сапой двигаясь к парку. Не тут-то было. Два коренастых мужика в чёрных полупальто, удивительно напоминающие революционных матросов, преградили ему путь. Если бы на их головах красовались бескозырки, то Андреич ощутил бы себя Керенским, выбирающимся из красного ада.
– Куда это ты намылился? – нахмурился один из «революционных матросов».
– Не уважаешь нас? Так и скажи, – закипятился второй.
– Да я, нет. Я просто, – смалодушничал Сева, – я по делам.
– А какие у тебя теперь дела? – возмутился мужик на качелях, – может, ты опять всех закодировать хочешь? А?
– Да нет, я, – вздрогнул Сева, – я прогуляться хотел.
– Успеешь погулять, а пока давай выпьем за новообретённую свободу. Или ты не хочешь с нами выпить, а доктор Крылов?
Доктор понял, что кочевряжиться не стоит.
– Ну, чего тебе налить? Коньяку или текилы? А, может, абсента?
– Чего не жалко, – откашлялся Сева.
– Не-е-ет. Мы нальём тебе водки. Мы нальём тебе много водки. Стакан, – потребовал незнакомец.
Ему протянули гранёный стакан.
– Сколько лить? – спросил один полуматрос.
– Краёв не видишь? – предсказуемо пошутил другой, – ну-ка посмотрим, осилит он «губастого»?
Сева взял гранёный стакан, налитый до краёв, и тяжёлыми глотками добил его до дна. Поднял из грязи запаянный кусок осетрины, разорвал упаковку и впился зубами в деликатес. Что-то подсказывало ему, голод уже не за горами. Ударная доза спиртного мягко жахнула в затылок и растеклась теплом по пищеводу. Алкоголь множеством сперматозоидов проник в яйцеклетку страха и Сева обрёл смелость, решительность и необходимую широту взглядов. Закинув ногу за ногу и облокотившись о детский грибочек, спросил:
– Чувачок, ты сам-то откуда? Что-то я тебя здесь раньше не видел?
– Ещё увидишь, – недобро пообещал мужик.
– Не-е-ет, ты представься, – стал настаивать Сева, – кто такой? Откуда? Что тут раскомандовался?
Мужик, не ожидавший такого напора, смешался. Сева, что не говори, пока ещё оставался героем дня, и загасить его было делом опасным и недальновидным. Поэтому дядечка сделал попытку помириться.
– Да, ладно, доктор, не гундось. Ты, что богатых любишь?
– Не очень. Но и Швондеры мне поперёк горла. Как тебя звать-то, прекрасный незнакомец?
– Зови товарищ Серый.
– И тебе нравится такая кличка «Серый»?
– Я не «Серый», я – «товарищ Серый».
– А, тогда извини. Это в корне меняет дело. И чего же ты хочешь, товарищ Серый?
– Дать нашему народу свободу.
– Ну, судя по окружающему пейзажу, свобода у него уже есть.
Как раз мимо прошлёпали две бабищи в норковых шубах на два размера меньше, катящие тачку, набитую продуктами и всяким барахлом. Судя по вешалкам, вещи были из близлежащего бутика, а жратва из разгромленного супермаркета. Следом семенила старушка, которая всё время поднимала падающие вещи из переполненной тачки. Она водружала их обратно, приговаривая:
– Кто рано встаёт, тому Бог даёт.
– Кто поздно встаёт, тому Бог уже подал, – прокомментировал Крылов.
– Я хочу изменить мир в лучшую сторону, – сформулировал новый большевик.
– Если ты по-прежнему хочешь изменить мир, меняй таблетки – эти тебе уже не помогают, – усмехнулся Сева, – где ты до революции-то вкалывал, мил человек?
– Какая тебе разница?
– Огромная. Если ты был экономистом – это одно, а если сантехником, извини, другое.
– Я был грузчиком в супермаркете. И что?
– А то, что задавленные годами амбиции при отсутствии специальных знаний и стремление к власти любой ценой ведут к разрухе, голоду и хаосу как было после твоего любимого семнадцатого года.
– Значит, ты не веришь, что кухарка может управлять государством?
– Почему? Верю. У нас семьдесят лет они только этим и занимались. И вот когда всё стало налаживаться – снова – здорово: Шариковы бьют стёкла, Швондеры рвутся к власти, а кухарка вытирает руки о фартук, готовясь рулить страной.
– Какой ты стал борзый, – нехорошо оскалился один из полу матросов.
– Не надо было наливать, – поднялся Сева и зацепил бутылку поувесистей, – пока из меня хмель не выйдет, со мной лучше не связываться.
– Сидеть! – приказал товарищ Серый.
– Пошёл ты, – пробурчал Сева, – вот такие как ты и вводят ночные расстрелы под звук работающих моторов.
– А-а-а-а! – завопили «ворошиловские стрелки» после особенного меткого броска. Но никто уже не возмущался, все собирались переезжать в новый особняк.
Глава 4
Сева пошёл по разгромленной Москве. Отовсюду слышались гневные выкрики:
– Они думали, что самые хитрые!
– Сами будут кирять, а мы на них ишачь!? Не на тех напали. Ищите дураков в стране Буратино. Сами теперь насекомьте.
– На фонарях надо их вешать, кровопийц, на фонарях. Попили нашей кровушки, сволочи. Теперь отольются кошке мышкины слёзы.
Или уже более жизнеутверждающее:
– Юр, ты энтот пинжак поверх надевай, поверх.
– Да на мне уже четыре их, не лезет.
– Надевай, говорю. Вон, смотри на бирке что прописано: 2 тысячи евро. Ты столько и за год не приносил.
– Куда, курва, потащила. Вертай сапоги.
– Щупала убрала, зенки выцарапаю. Мои сапоги.
– Да они ж тебе малы, кобыла.
– Не твоя забота. Крути педали, пока не дали.
– Греби ушами камыши, гвоздь беременный.
– Сам лысый пряник.
Сева обратил внимание, что в его руке бутылка текилы. Он сделал внушительный глоток. Смотреть на окружающий мир стало легче.
В соседнем дворе гуляли два братка. Поперёк дороги была натянута верёвка, и кто, перелезая через неё, задевал, тут же доставлялся шестёрками под залитые очи двух бригадиров.
– Куда идёшь, служивый? – спрашивал один из них с перебитым носом у паренька лет пятнадцати.
– Домой, – робко тянул юноша.
– Неправильный ответ, – вступал другой брателло, рыхлый с отвисшим пузом, пьяный в зюзю.
– Почему на тебе штаны камуфляжные? – наседал первый гангстер.
– Модно, – пищал паренёк.
– Неправильный ответ, – подал голос второй.
– Эти штаны может носить только военный. Усвоил, доходяга?