Женщина была мертва. Сомнений не осталось, когда я разглядела слева во лбу маленькое черное отверстие. Женщину застрелили.
– Мама, – прошептала Маринка, – это же…
– Спокойно, – сказала я. – Тихо и спокойно. Не будем психовать.
– И не собиралась, – дрожащим голосом заверила меня Маринка, отпустила мою руку и отошла на шаг назад.
Я тоже не стала стоять на месте: вдруг вокруг тела есть следы, оставленные преступником или преступниками. Аккуратно отойдя тоже назад, ближе к Маринке, я вынула сотовый телефон из сумки.
– В милицию будешь звонить? – спросила меня Маринка, никак не справляющаяся с противной дрожью в голосе.
Она снова схватила меня за руку, причем вцепилась так, что остался синяк. Это я потом обнаружила.
– Ну а куда же еще? – ворчливо ответила я, пробуя освободиться от Маринкиной хватки, но добилась только того, что она вцепилась в меня еще крепче. – Сообщу, пусть приедут и делают свое дело.
Когда я набрала «ноль-два», в трубке послышались короткие гудки. Пришлось повторить. На этот раз мне ответили.
Я начала диктовать информацию так, как привыкла: четко, короткими предложениями. Но почти сразу же меня перебили и начали задавать наводящие вопросы. Пришлось рассказать все подробно и не только про труп, но и про себя, и про Маринку. Про Маринку не так подробно. В основном девушка, сидящая на телефоне, интересовалась почему-то моей скромной персоной.
Наконец длинный и, как мне показалось, почти бестолковый разговор был закончен, и нас попросили дождаться дежурной бригады.
– Мне здесь не нравится, – почти истерично выпалила Маринка, еле дождавшись окончания моего разговора и явно мечтая смыться с этого места.
– Думаешь, у меня другое мнение? – заметила я. – Теперь уже поздно убегать. Ждать нужно.
– Ну, послушай, какого тогда черта нам торчать именно здесь? Пошли к стоянке. Все равно же, когда приедут менты, мы их увидим… И они нас увидят… – Маринка потащила меня прочь от нехорошего места.
– Мне кажется, ты права, – пробормотала я, вовсе не собираясь сопротивляться: соседство с трупом мне, как и Маринке, категорически не нравилось.
– Ну еще бы!
Мы дружным быстрым шагом пошли прочь и минут через пять выбрались к стоянке.
– Лучше бы в обход пошли, – проворчала Маринка, опираясь рукой на столб и приподнимая ногу, чтобы отряхнуть испачканную туфлю.
Я тоже остановилась и закурила, посматривая по сторонам.
Маринка привела туфли в порядок и спросила, что я думаю о погоде: улучшится ли она или останется такой же, как сегодня.
Я рассеянно кивнула и промолчала, наблюдая за милицейской машиной, показавшейся в конце дороги и направившейся в нашу сторону.
– Смотри-ка, как быстро приехали, – заметила Маринка, проследив за направлением моего взгляда, – что-то у меня предчувствие нехорошее…
Я промолчала.
Милицейский «уазик» остановился напротив въезда на стоянку, и из него вышли двое сержантов, почему-то с весьма недовольными лицами. Первый, низкорослый, весь какой-то сморщенный, неприязненно покосился на нас с Маринкой и высморкался с помощью пальцев на асфальт. Второй, повыше ростом, чем первый, но тоже недомерок, задвинул форменную кепку на затылок и, осмотревшись, потопал к нам.
Когда он подошел, я, не дожидаясь вопросов, быстро сказала:
– Здравствуйте, это я звонила дежурному.
– Вы-то нам и нужны, – сказал сержант непонятную фразу и оглянулся на своего отставшего товарища. Тот подошел и начал нас с Маринкой осматривать снизу вверх, не переставая при этом морщиться, словно у него был такой специфический нервный тик.
– Ну что? – более высокий обратился к своему нервному товарищу. – Пойдем, что ли?
Тот сморщился в последний раз и только после этого процедил в нашу сторону:
– Здрасте.
Мы с Маринкой едва не рассмеялись. Не знаю, как Маринка, а я срочно достала из сумки платочек и сделала вид, что мне срочно нужно что-то с ним сделать. Пока я крутила платочек в руках, я, естественно, опустила лицо и спрятала улыбку.
Нервный сержант шмыгнул носом и, не поняв всего комизма своей весьма запоздалой реплики, произнес:
– Что ж, показывайте свою находку, девушки.
Мы повели милиционеров знакомой нам дорогой и, когда подошли почти вплотную к тому месту, где находилось, к несчастью, знакомое нам дерево, остановились.
– Вон там, – сказала я. – А можно мы дальше не пойдем?
– Можно, – сказал нервный сержант и бодро пошел вперед.
Мы с Маринкой остались стоять за деревьями, стараясь не смотреть в том направлении, куда ушли милиционеры, но, разумеется, продолжали прислушиваться. Интересно, что они говорят в таких случаях? Остаются невозмутимыми или все-таки в них тоже проявляется что-то непосредственное?
Громких разговоров я не услышала. Мне даже показалось, что сержанты ничего и не говорили между собой.
Минуты не прошло, как сзади нас послышались шаги, и нервный сержант, морщась еще больше прежнего, выскочил из зарослей и встал перед нами с Маринкой.
– Ну, так где же ваш улов? – глотая окончания слов, спросил он.
– Около дерева, – ответила Маринка, показывая пальцем.
– Какого дерева? – сержант задергал шеей и свирепо завращал глазками. – Какого еще дерева?
– Ну там, недалеко. Вы что, не видите, что ли? – не выдержала я. – Или вам необходимо, чтобы мы снова смотрели на этот ужас?
Сержант озадаченно посмотрел на меня, и тут у него из-за спины показался его напарник.
– Что-то не видать ничего, девушки, – более миролюбиво сказал он, – покажите, пожалуйста.
– Иди покажи, – сказала я Маринке, – теперь мне нужно туфли почистить. Грязные, как не скажу что…
– Почему я? – Маринка вытаращила глаза и отступила от меня к дороге. – Не пойду, даже не уговаривай! Не пойду! Почему я?! Кто из нас главный редактор?
Упоминание о распределении должностей в газете здесь было совершенно неуместным, но мне ничего не оставалось, как смириться с ситуацией и молча пойти с сержантами к трупу.
Вот так: все я и всегда я. Заранее приготовившись увидеть труп, показать его и тут же отвернуться, я вышла на полянку, глянула на дерево, у которого сидела «наша» женщина, и… А вот трупа-то и не было!
Я быстро осмотрелась по сторонам. Дерево – то же самое, полянка – та же самая… Я снова посмотрела туда, где мы нашли труп, и все равно его не увидела. Вот так фокус!
– Марин! – позвала я. – А ее тут нет…
Сержанты, профессионально вставшие слева и справа от меня, набычились и начальственно засопели.
– Смеешься? – отозвалась Маринка и предупредила: – Все равно не пойду!
– Ну правда же нет! – крикнула я. – Ты уверена, что мы тут ее видели?
– Уверена! – заявила Маринка, не выдержала и осторожно пошла к нам.
Она шла с таким напряженным видом, словно была готова при первой же опасности развернуться и так быстро припуститься бежать, что догнать ее не смогла бы ни одна машина с мигалкой.
Сержанты молчали.
Маринка осмотрелась на полянке, повернулась ко мне и произнесла несомненную истину:
– Точно нет.
Тут наконец, выдержав достойную паузу, зашевелились наши сержанты. Нервный зачесался и, подергивая себя пальцами за ухо, не то подозрительно, не то угрожающе пробурчал:
– Девчонки, если вы пошутили, то вам это выйдет боком.
– И хорошо, что не раком, – добавил второй и настороженно покосился на своего товарища.
Тот утвердительно кивнул.
– Так шутить будете не с нами, – гордо заявила Маринка. – У нас, слава богу, репутация известная.
– Это какая же? – хмуро проворчал старший из этой служебной парочки и потянул из кармашка рацию. Вытащив ее, он нажал на кнопочку и забубнил в нее что-то про шутниц и прочие глупости.
– Придется ехать с нами, девушки, – сказал он, закончив разговор, – за подобные шутки юмора положено административное наказание и…
– Да уж, – энергично поддержал его второй и протянул свои лапы к Маринке.
Маринка с визгом отпрыгнула в сторону, едва не поскользнулась на лежащей ветке, и отпрыгнула еще дальше.