– Закусывайте, закусывайте! – приятельски предложил Стас с едва уловимой в голосе едкой иронией. – Извините за вторжение, Василий Даниилович, – работа! Я оперуполномоченный главка угрозыска по особо важным делам. Хотел бы задать вам несколько вопросов.
Едва прокашлявшись, начальник КБ закашлялся вновь, услышав о том, кто к нему пожаловал.
– Простите, чем обязан? – наконец-то собравшись и мобилизовавшись, спросил до крайности заинтригованный и взволнованный «эдисон».
Вопрос, знал ли он покойного Вертянина, главного конструктора Брылькина мгновенно привел в отличное расположение духа. Облегченно вздохнув, он расслабленно откинулся в кресле и, расплывшись в умиротворенной улыбке, отрицательно покрутил головой:
– Нет, не знал. Я же пришел сюда недели через полторы после его смерти, а до этого вообще работал в Питере… Так что ничего сказать вам не могу.
– Хорошо… – без приглашения усевшись на один из стульев, Станислав заговорил уже совершенно серьезно. – Я хотел бы поговорить с людьми, кто его хорошо знал. Вы не против?
– Конечно, конечно! – немедленно согласился Брылькин.
Собственно говоря, поднявшись в КБ, на слишком многое Крячко и не рассчитывал. Но как говорится – мало ли чего? Сотрудники конструкторского бюро, которых насчитывалось немногим более десятка человек, заходили в кабинет своего начальника по одному и рассказывали гостю о том, когда и при каких обстоятельствах они видели своего бывшего начальника в живых последний раз. Абсолютно стандартную и ординарную ткань повествований разбавило лишь воспоминание одного из представителей пенсионного возраста, который припомнил, как за несколько дней до происшествия с Вертяниным подле его «Форда» на стоянке крутился какой-то подозрительный тип. Правда, о его внешности он смог рассказать немногое – среднего роста, среднего телосложения, никаких характерных примет.
Глава 3
К пятнадцати часам Гуров и Крячко прибыли в кабинет Орлова с предварительным докладом о проделанной работе. Выслушав оперов, тот сокрушенно констатировал:
– Считай, ничего реального… Знаете, я уж и сам подумал: может, и зря взвалил на вас этот хомут? Может, и зря мы влезли в это дело?
Лев чуть пожал плечами и сдержанно отметил:
– Как сказать… У меня по поводу реальности факта гибели Вертянина сомнений пока не слишком много. А вот по части того, что погиб он не без помощи со стороны, сомнений уже почти не осталось. Во-первых, как явствует из информации Стаса, в тот день Вертянин не был сильно пьян. Во-вторых, даже «под градусом» он ездил всегда достаточно осторожно. Это не его стиль – мчаться под сто восемьдесят – двести в час, рискуя остаться без головы. Тут действительно очень многое не вяжется.
– Не знаю почему, но я отчего-то почувствовал, что дело это – и впрямь реальное, – неожиданно объявил Станислав, горделиво скрестив руки на груди. – Особенно после разговора с Суконцевой. Что-то в ее словах мне не понравилось, в чем-то она мутит… И здо-о-рово мутит!
Лев и Петр молча переглянулись, как если бы у Станислава на их глазах вдруг появился нимб и отросли лебединые крылья.
– Ты это серьезно? – с некоторой долей сомнения, осторожно уточнил Орлов.
– А ты знаешь, почему он так начал думать? – рассмеялся Гуров.
– Небось красотка из бухгалтерии приглянулась, и он решил попытать с ней счастья? – слегка съязвил Петр.
– Нет, у него теперь есть особый талисман, который помогает в раскрытии уголовных дел, – с утрированной торжественностью уведомил Лев.
– Да ну-у?! – Орлов с интересом воззрился на Стаса. – Ну-ка, ну-ка! Расскажи, это интересно.
Пожав плечами, Крячко в общих словах рассказал об утренней встрече с жительницей Алтая.
– …Подарок лежал у меня в бардачке, а когда я уже подъезжал к их стоянке, сам не знаю почему, но его вдруг захотелось взять с собой. Вот захотелось, и – все тут! Ну, я его и положил в карман пиджака. Кстати, начальник их охраны тоже какой-то излишне дерганый. Тоже появилось ощущение какой-то мути. Что-то он недоговаривает, хотя сказать ему, кажется, есть еще что.
Петр выразительно пожал плечами.
– Чудеса в решете! – лаконично констатировал он. – Ну, что ж… Если эти всякие ваши амулеты позволят раскрыть дело, то… Я только – «за»! Хоть серо-буро-малиновую магию используйте, но чтобы результат был. Кстати, официально, для министерства, вы ищете доказательства лишь того, что смерть Вертянина не была случайностью. Не говорить же им о том, что мы поверили в похищение изобретателя с подменой его другим человеком! Кто узнает – засмеют.
Вернувшись к себе, опера наметили план действий на следующий день. Стас брал на себя изучение биографии и личных связей Ирины Суконцевой и начальника охраны «Полюс-Вектора». Гуров же решил встретиться с темпераментными джигитами и проверить их алиби, а также посетить «Пламя-Дельту». Ну а пока он решил обзвонить иностранных знакомых Вертянина. Да и некоторых других, из числа соотечественников.
– Ты сейчас идешь в наш отдел связи? – зачем-то сунув руку в карман, уточнил Станислав. – На, возьми камушек – вдруг пригодится? Хотя бы по части того, что врут они тебе или нет.
Всучив Льву свой алтайский сувенир, он отправился в информотдел, чтобы затребовать данные по заинтересовавшим его людям и объектам. Ну а Гуров, повертев в руках непонятного вида и происхождения минерал, обронив непонятно кому адресованное: «А, ладно!..» – сунул его в карман и зашагал в сторону отдела связи.
В небольшом кабинете, где электронным хозяйством заведовала капитан Хворостинина, все стены и потолок были в разноцветных пучках проводов, а на столе громоздилось около десятка телефонных аппаратов. По углам высились шкафы коммутаторов и устройств кодирования и декодирования уходящих и принимаемых сигналов. Набрав по просьбе Гурова первый из номеров – первой под руку попалась визитка венгра, – Хворостинина протянула ему телефонную трубку. После череды из нескольких долгих гудков в трубке что-то щелкнуло, и раздался хорошо различимый голос, как если бы говоривший находился рядом, в этой комнате, который по-английски, неспешно расставляя слова, произнес:
– Я у телефона. Здравствуйте!
Матефи о гибели Вертянина уже знал – ему рассказал об этом их общий знакомый, который еще в апреле приезжал в Париж. Тот был однокурсником погибшего, уже давно работал не по специальности, уйдя в сферу туристического бизнеса. Собственно говоря, он их с Шандором и познакомил. Окончательного мнения о причинах гибели Вертянина у Матефи так и не сложилось. Но в большей степени он склонялся к его злонамеренному устранению руками каких-то негодяев.
– …Он слишком любил жизнь, чтобы вот так глупо ею рисковать, – однозначно заключил собеседник Гурова.
Бьерн Эндвердсон звонку из России явно был не очень рад. Вернее, совсем не рад. Стокгольмский профессор говорил отрывисто и торопливо – английскими словами сыпал, как горохом. Гуров с трудом улавливал сказанное им, но сразу же ощутил неприязненную раздражительность в голосе собеседника. Тот явно был очень недоволен его вопросами о Вертянине.
Да, о гибели господина Вертянина он наслышан. Ну и что? Он тут при чем? Переехал бы Андрэ в нормальную, цивилизованную страну и жив бы был до сих пор. И вообще, что это за мода вторгаться в личную жизнь гражданина другой страны?
– …Но вы же с ним, насколько мне известно, были чуть ли не друзьями? – спросил Лев абсолютно невозмутимым тоном.
Похоже, эта невозмутимость стала для его шведского собеседника чем-то наподобие мулеты тореадора для разозленного быка. Эндвердсон категорично заявил, что друзьями они с Вертяниным никогда не были уже потому, что тот не умел ценить хорошего к себе отношения. Поняв, что чего-то более интересного и стоящего от расходившегося европейского «общечеловека» ему не добиться, чтобы поставить в этом разговоре последнюю точку, абсолютно невинным тоном Гуров поинтересовался: