Вильгельм. Разве необыкновенная судьба не лучше всякого наследства?
Эгмонт (смеясь). Нет, принц, ей-богу, его бы хватил удар, если бы он узнал, как вы им восхищаетесь!
Вильгельм. Нет, я им не восхищаюсь. (Берет письмо, смотрит, просохло ли оно.) Я сделаю все, что возможно, чтобы выставить его из этой страны!
Эгмонт. Да, жаль, что нет адмирала де Горна! Он тоже бы подписался.
Вильгельм. У него еще все впереди. Я надеюсь, дорогой граф, вы не думаете, что наше письмо королю возымеет безотлагательное действие?
Эгмонт (с глубоким вздохом). В таком случае мне действительно не стоит появляться в Государственном Совете. Потому что еще одна наглость с его стороны – и, я даю вам слово, я изобью его в присутствии правительницы!
* * *
4. Город Валансьен. Городской магистрат. Первый и второй судьи и запыхавшийся вестовой.
Вестовой. Они должны быть с минуты на минуту! (Выходит.)
Первый судья (садится, держась за сердце). Заранее ничего знать нельзя. Будем надеяться на лучшее!
Второй судья. Сейчас не такое время, чтобы надеяться на лучшее!
Первый судья. Ну, мало ли! А вдруг маркиз де Берген помер?
Второй судья. Как бы не так! Вы что, всерьез верите, что он болен?
Первый судья. Чего не бывает! Я проснулся сегодня ночью – дышать нечем, сердце вот-вот выскочит! Ну, думаю, вот и смерть пришла. И так мне стало спокойно, так спокойно, что я опять заснул. А наутро просыпаюсь – на тебе!
Второй судья. Да, хорошо им командовать, сидя в Брюсселе. А нас тут в любой момент могут на куски разорвать!
В дверь просовывается голова – «Идут!»
Первый судья бросается к висящему на стене распятию, крестясь и беззвучно шевеля губами.
* * *
Валансьенские судьи перед комиссаром из Брюсселя.
Второй судья. И вы можете не сомневаться, ваше превосходительство, что нами руководит не преступная снисходительность к еретикам, а исключительно стремление соблюсти букву и дух закона. Казни такого рода никогда еще не совершались в Валансьене без присутствия штатгальтера.
Как только маркиз де Берген будет здоров, как только он приедет, все приговоры будут немедленно приведены в исполнение!
Комиссар. Нет, я просто потрясен вашим формализмом! Для того чтобы сжечь человека, нужен не штатгальтер, а палач! Уж не хотите ли вы сказать, что в вашем городе перевелись палачи?
Первый и второй судьи. Нет, мы не хотим этого сказать!
Комиссар. Возьмите, к примеру, Турнэ! Когда там последний раз видели штатгальтера? Да он там и не показывается! Но это ничуть не мешает своевременному отправлению правосудия.
Второй судья. Да, мы наслышаны о беспримерной смелости турнезийских инквизиторов. Но, ваше превосходительство, мы совсем в другом положении! В исключительно тяжелом!
Первый судья. Ведь мы совсем на французской границе! Что тут ни делай, а они ползут оттуда и ползут!
Комиссар. Кто ползет?
Первый судья. Проповедники! Гугенотские проповедники!
Комиссар. А ваши граждане принимают их с восторгом.
Первый судья. Да еще с каким!
Комиссар. И при этом вы пишете в донесениях, что число сектантов незначительно и за минувший год не возросло!
Второй судья. Ваше превосходительство! Ради всего святого, не думайте, что мы хотим ввести правительство в заблуждение! Арестованные содержатся со всей строгостью, на хлебе и воде; можете проверить, если угодно! А что до остальных… (понижая голос) в городе царит жуткая неразбериха! Ни о ком нельзя сказать в точности, гугенот он или нет! Да многие и сами толком этого не понимают!
Комиссар. Так что же получается? При таком состоянии умов вы фактически допускаете безнаказанные проповеди!
Второй судья. Тут уже не поймешь, что хуже – наказывать или не наказывать! Ведь это же люди! И когда они видят, как другие люди с полным спокойствием подымаются на костры, в них такое пробуждается… Такое!..
Комиссар в задумчивости прохаживается по комнате.
Комиссар. Господа! Вы хотели бы, чтоб город объявили находящимся в состоянии мятежа и ввели в него правительственные войска?
Первый и второй судьи. Нет, мы бы этого не хотели!
Комиссар. Ведь вы же боитесь за себя, мне это совершенно ясно! В присутствии войск вы будете в безопасности.
Второй судья. Ваше превосходительство! Передайте герцогине, что мы умоляем ее прислать в Валансьен нашего штатгальтера маркиза де Бергена!
* * *
5. Принц Оранский, лежа на кровати, просматривает письма. Граф Иоганн сидит у него в ногах. Людвиг стоит поодаль.
Вильгельм. Ну что ж! По-моему, все не так плохо! Официальный опекун принцессы – курфюрст Август. А раз он в принципе одобряет этот брак, то пускай сам и уговаривает ландграфа. В одном письме он даже намекает, что на худой конец он просто обойдется без его согласия.
Иоганн (заметно нервничая). Прости меня, Виллем, ты никогда не думал, что у курфюрста могут быть особые причины, заставляющие его желать этого брака, столь нежелательного для столь многих?
Вильгельм (насмешливо). Дитя мое, несомненно, у него есть такие причины, и я очень рад, что они у него нашлись, потому что для меня, как ты мог заметить, этот брак весьма желателен.
Людвиг. А по-моему, не стоит обижать старого ландграфа. Это честный, благородный человек! Один из тех, кто заставил императора дать Германии свободу веры! Если учесть нынешнюю ситуацию, то портить с ним отношения крайне неостроумно.
Вильгельм. А я и собираюсь быть с ним в самых лучших отношениях. Принцесса, выходя замуж, не перестанет быть его внучкой.
Людвиг. Да ты пойми, он может простить, забыть все старые распри, даже этот подлый плен, в который его заманил Гранвелла. Но он ведь упирает совсем не на это! Он не может примириться с тем, что ты католик, а это так быстро не исправить, особенно сейчас!
Вильгельм. Милый мой мальчик, я не собираюсь потворствовать ханжеству, от кого бы оно ни исходило. От его величества короля Филиппа, или от ландграфа Гессенского, или еще от кого-нибудь, кому взбрело в голову разыгрывать из себя святого.
Иоганн. Ах, дон Филипп и без того относится к тебе с подозрением!
Вильгельм. Было бы очень глупо рассчитывать, что это подозрение уменьшится, если я откажусь от союза с Саксонией.
Младшие братья переглядываются. Людвиг кивает на безмолвный вопрос Иоганна.
Иоганн. И все же ты мог бы поинтересоваться, Виллем, на ком ты собираешься жениться.
Вильгельм. На женщине! Женщины в этом возрасте, надо полагать, все одинаковы.
Иоганн (сильно волнуясь). Дорогой мой, ты человек мудрый, и никто на свете так не знает людей, как ты! Наверное, ты прав, и все женщины действительно одинаковы, но эта дама, извини меня, составляет исключение!
Вильгельм удивленно подымает брови. Братья снова переглядываются.
Иоганн. Она отличается крутым и крайне вспыльчивым характером, чтобы не сказать больше, и характер этот с годами не обещает исправиться… Кроме того… кроме того, она некрасива и у нее… у нее что-то с ногой, поэтому про нее говорят, что она кривобокая! (Переводит дух.) Вот! Теперь ты понимаешь, что хотя она дочь Морица и ей всего семнадцать лет, у курфюрста очень мало шансов сбыть ее с рук!
Вильгельм (смущенно). Бедное дитя! Если бы я знал это раньше, я бы давным-давно к ней посватался!
Дверь приоткрывается. В ней показывается человек, который делает знак принцу. Братья выходят из комнаты.
* * *
Симонсен, Иоганн и Людвиг пьют вино.
Симонсен. Вы снова отправляетесь в Германию?
Иоганн. На этот раз граф Людвиг поедет туда один.
Людвиг. Саксонский курфюрст по мне соскучился. Ах, Симонсен, если б вы его видели! Как он клянется Лютером! Как он закатывает глаза!
Примечания
1
Отец Филиппа II Карл V был также германским императором. При отречении от престола он передал императорскую корону своему младшему брату Фердинанду.
2
Нидерланды того времени состояли из семнадцати провинций, каждая из которых возглавлялась штатгальтером. Брабант, самая крупная и богатая провинция, своего штатгальтера не имел и подчинялся непосредственно главному правителю, находившемуся в Брюсселе.