Тишину разорвал пронзительный крик. Ястребиный орел поднялся в воздух над Сюжитоном и стал искать воздушные потоки, которые поднимаются вверх вдоль утесов.
Де Пальма сошел вниз по тропинке и оказался на узком ступенчатом выступе скалы, который служил наземным командным пунктом для пловцов. Через несколько секунд Полина Бертон вынырнула на поверхность и жестом дала понять, что видит полицейского.
Техники из DRASM[11] суетились вокруг герметичного ящика, который поднимался вверх на пеньковом тросе. Полина скользнула на борт «Археонавта» (так называлось судно ее экспедиции) и исчезла внутри ровно на столько времени, чтобы повязать голову полотенцем и надеть потертые джинсы и оранжевую флисовую куртку.
– Здравствуйте, месье де Пальма. Спасибо, что пришли.
Пожатие ее руки было крепким. Полина Бертон не носила обручального кольца и не красилась. Погружения в воду и укусы жгучего солнца оставили морщины на ее продолговатом лице. Глаза у нее были серые, очень живые.
– Есть ли у вас новости о Реми Фортене? – спросил де Пальма.
– Прогноз врачей не слишком оптимистичный… Поднимайтесь на борт, здесь нам будет удобнее разговаривать. Вы не боитесь качки?
Инспектор улыбнулся:
– Я из семьи моряков.
Длина «Археонавта» была примерно тридцать метров. Его острый форштевень разрезал морскую гладь как лезвие. Белый корпус был перечеркнут тремя сине-бело-красными полосами. Под иллюминаторами на нем были заметны пятнышки ржавчины.
Полина Бертон прошла в кубрик. Там стояли две банкетки, обитые потрескавшимся кожзаменителем, и стол из какого-то материала «поддерево».
– Что конкретно произошло? – спросил Барон, решивший больше не ждать.
– Несчастный случай из-за декомпрессии. Пузырек азота попал ему прямо в мозг. Он все еще в коме. Врачи говорят: прогноз неясен. Выживет ли он, неизвестно.
– Почему вы думаете, что на самом деле это не был несчастный случай?
Полина посмотрела в сторону корабельного мостика, желая убедиться, что никто их не слышит.
– Реми был лучшим ныряльщиком среди нас, намного лучше всех остальных. И он не из тех, кто паникует по пустякам. Когда я проходила в том месте, где он надул свой стабилизирующий жилет[12], в воде еще не было осадка.
Она говорила о микрочастицах глины, слой которых, как ковер, покрывает дно подводных проходов. При любом неверном движении ныряльщика они могут всплыть, и вода станет такой мутной, что ничего нельзя будет увидеть. Это одна из самых страшных опасностей для ныряльщиков.
– Реми потерял одну ласту, – тихо добавила Полина. – Страховочный трос – «нить Ариадны» – обрезан…
Де Пальма вынул блокнот из кармана куртки и спросил:
– Вы знаете историю пещеры Ле-Гуэн?
– Думаю, что да: я исследую ее уже несколько лет.
– Я имел в виду ее современную историю.
– Что вы хотите этим сказать?
Де Пальма повернулся в сторону мостика. Стоявший там член команды только что ушел со своего поста, и теперь они были одни в этой части судна.
– Кристина Отран и ее брат Тома. Эти имена вам о чем-нибудь говорят?
– Кристину Отран в мире доисторических исследований знают все. Это же любимица, а может быть, даже любовница Палестро! Она была моей преподавательницей. Я читала ее работы. Должна сказать: они написаны блестяще. И разумеется, я слышала об ужасных событиях, которые произошли в этой пещере. Я тогда работала на раскопках в Арьеже. О брате я ничего не знаю.
Де Пальма помедлил перед тем, как задать новые вопросы. Когда случилось несчастье, Полина Бертон сообщила об этом в морскую жандармерию. Дежурный офицер, старый полицейский, был настроен скептически и не принял всерьез ее слова о возможной засаде, хотя и составил протокол.
Но Полина не сдалась. Придя домой, она сразу же включила компьютер и вошла в Интернет. Во многих статьях, посвященных делу близнецов Отран, была упомянута фамилия де Пальма, и Полина, преодолев свое отвращение к полиции, обратилась в бригаду уголовного розыска.
– Вы думаете, что Реми Фортен чего-то испугался? – спросил Барон.
– Да.
– Почему вы так считаете?
– Когда его обнаружили, на нем не было одной ласты. И он потерял свой нож.
– Свой нож?
– У него всегда был с собой укрепленный на икре кинжал ныряльщика. Почему он вынул его из ножен, непонятно?
– Допустим, чтобы перерезать «нить Ариадны»!
– Тогда почему он его потерял?
Де Пальма настаивал:
– Значит, вы делаете из этого вывод, что перед несчастным случаем он пользовался этим кинжалом – несомненно, чтобы защитить себя. Но ведь можно предположить, например, что одна из ног Фортена запуталась в страховочном тросе. Он пытается освободиться, теряет ласту, а потом перерезает трос. Или могла быть какая-то неполадка в клапане, плохая работа вентиля, сбой в оборудовании.
– Вы сами не верите в то, что говорите! На этой пещере лежит какое-то проклятие!
Вошел молодой человек и положил на стол несколько белых коробок. Должно быть, студент или один из многочисленных добровольцев, которые обычно работают на раскопках. Де Пальма мысленно сфотографировал его по маниакальной привычке полицейского, который приучен всех подозревать.
– Это ценнейшие находки! – объявила Полина. – Новые угли; им, несомненно, больше тридцати тысяч лет. Мы проведем с ними серию анализов. Это второй набор углей, и он интереснее первого.
Ее взгляд с нежностью остановился на черных кусках угля, которые ничего не значили для непосвященных. В специализированных изданиях скоро будут напечатаны большие статьи о датировке этих находок и о топографических снимках, сделанных исследователями доисторической эпохи. В журнале «История» работы Полины публиковались на самых видных местах.
– Через три недели я ухожу на пенсию, – сообщил ей де Пальма. – Честно говоря, я не знаю, смогу ли я быть вам чем-нибудь полезен. Я всего лишь майор, который скоро сложит свои полномочия.
– Вы можете сделать много, – возразила Полина. – Реми – не жертва несчастного случая. Я еще не все вам рассказала.
Раздался приглушенный гул двигателей, потом лязг железа. Корабль завибрировал. Член команды на мостике начал маневр для выхода из каланки Сюжитон. Вокруг винта вспенилась вода.
– Есть еще фотографии, – продолжала Полина. – Снимки, которые Реми сделал перед несчастным случаем и не сказал мне об этом. Фотоаппарат вернулся к нам совершенно целым: Реми положил его в герметичный футляр.
– Могу я посмотреть на эти фотографии?
– Да, но надо пройти в лабораторию.
Они только что миновали мыс Моржиу, освещенный последними лучами солнца. Чуть дальше была видна более темная остроконечная вершина Горы Чудес. Студент вернулся в кубрик, сел на одну из банкеток и сказал:
– Снаружи холодно.
– В середине декабря это нормально, разве не так? – заметила Полина.
Несмотря на несколько морщин, которые постоянные погружения оставили на ее коже, ее лицо было красиво, и эта чистая красота тронула душу де Пальмы. Ему нравились женщины, которые совершают безумные поступки – например, ныряют зимой в холодную воду этих бухт, чтобы спасти угли от костра, которые оставил после себя какой-то кроманьонец.
Они миновали мыс Круазетт и вошли в огромный Марсельский залив, воду которого мистраль бороздил, словно плуг. «Археонавт» взбирался на гребни волн и вздрагивал от их ударов по левому борту. Казалось, море населяет множество теней, чье поведение невозможно предсказать. Они поднимаются вверх на белых гребнях, а потом исчезают в черных провалах. В той стороне, где стоит на острове замок Иф, возникла огромная масса железа и света – тунисский грузовой паром «Ибн Зайед», который плыл в Ла-Гулетт.
«Археонавт» причалил к берегу возле таможенного поста, в двух шагах от квадратной башни форта Сен-Жан. Де Пальма сошел на берег и подождал, пока Полина Бертон тоже покинет корабль. Мелкие волны докатывались сюда через пролив Сент-Мари и бились о скалы, покрытые красными водорослями, у подножия крепостных стен. На набережной старый араб из племени шейбани, кутавшийся в плащ с капюшоном, закинул в воду две удочки.