Что ж, теперь ей не придется самой решать проблему под названием «день рождения Рэмси Эктона». По телу прокатилось облегчение, неожиданно оставив после себя легкую тоску. В полночь зазвонил телефон, Ирина была настолько уверена, что это Лоренс, что, не задумываясь, ответила по-русски:
– Здравствуй, милый.
В ответ не раздалось ни звука.
– Здравствуй, любовь моя!
Молчание. Это не Лоренс.
– Извините… – смущенно произнес мужской голос с заметным британским акцентом. – Могу я поговорить с Ириной Макговерн?
– Ох, простите. Я слушаю. Просто думала, что звонит Лоренс…
– Это был русский?
– У Лоренса ужасающий русский, но кое-что он знает. В Москве ни за что бы не объяснился, но мы используем этот язык дома, для развлечения. – Ирина помолчала. – Так, шутки ради, – зачем-то добавила она в пустоту.
– Чертовски мило. – Собеседник до сих пор не представился, а ей было уже неловко спросить, с кем она говорит.
– Мы с Лоренсом и познакомились, когда я начала учить его русскому языку в Нью-Йорке. – Ирина помолчала, растерянно моргая. – Он писал диссертацию о нераспространении ядерного оружия в Колумбийском университете. Тогда считалось, что ему надо знать русский, хотя сейчас скорее корейский… Но у Лоренса нет способностей к языкам. Худшего студента у меня в жизни не было. – Бла-бла-бла. И кто же это? Впрочем, предположения у нее были.
Короткий смешок.
– Чертовски мило… Уж и не знаю, почему мне так кажется…
– Итак… – Ирина была решительно настроена выяснить личность мужчины. – А как у тебя дела?
– Все зависит от того, свободна ли ты завтра вечером.
– Как же мне не быть свободной? – И рискнула: – Ведь у тебя день рождения.
Вновь послышался короткий смешок.
– Ты ведь не сразу поняла, что это я, верно? Только что догадалась?
– Ну а как я должна была понять? Мы ведь – странно, конечно, – за все эти годы ни разу не говорили по телефону.
– Нет… – В голосе мелькнуло удивление. – Похоже, ни разу.
– Мы всегда договаривались о встрече через Джуд, так ведь? А после вашего развода этим занимался Лоренс.
Тишина. Манера Рэмси вести телефонный разговор напоминала синкопированную мелодию. Если Ирина не останавливалась, они начинали говорить одновременно или вместе замолкали.
– Что ты говоришь? – спросили они хором. А затем: – Извини.
И как они проведут вместе целый вечер, если простой телефонный разговор дается им с трудом?
– Не привыкла слышать твой голос в трубке, – произнесла Ирина. – Такое впечатление, что ты звонишь с Северного полюса по игрушечному телефону из картона с веревочными проводами. Временами становится как-то странно тихо.
– У тебя чудесный голос. Низкий, особенно когда ты говорила по-русски. Скажи еще что-нибудь. – В последнем слове он, естественно, проглотил половину букв, и у него получилось «штоньть». – По-русски. Что хочешь. Смысл не имеет значения.
Ирина могла повторить те предложения, с которых начала разговор; от рождения у нее было два родных языка. Но ее нервировал его тон, напоминая о сексе по телефону, где берут по фунту за минуту, – Лоренс называл это «телефонным онанизмом».
– Когда мы с тобой разговариваем, мне кажется, что я голая, – произнесла Ирина, непроизвольно прикрывая руками грудь. Слава богу, сейчас никто уже не учит русский.
– Что это значит?
– Ты сказал, это не важно.
– Все же объясни.
– Я спросила, какие у тебя планы на завтрашний вечер.
– М-м-м. Мне кажется или ты смеешься?
Но что же с завтрашним вечером? Пригласить его в гости, раз ему так нравится ее еда? Но мысль о том, что придется остаться с Рэмси Эктоном в квартире наедине, внушала ей ужас.
– Ты не возражаешь, – упавшим голосом произнесла она, – если я приглашу тебя на ужин?
И Рэмси ответил:
– Чертовски приятно, лапочка. – Нежданное проявление нежности. Подобное случалось с Ириной лишь однажды, во время деловой поездки в Ньюкасл, и казалось скорее чудным, чем приятным. – Но я хочу пригласить тебя в ресторан.
От внезапной радости Ирина рухнула в кресло, попутно дернув за шнур и уронив телефон.
– Что случилось?
– Телефон упал.
Рэмси засмеялся на этот раз во весь голос, и впервые за время их мучительного диалога ей стало легко.
– Это означает «да» или «нет»?
– Это означает, что я растяпа.
– Ты еще меня не знаешь.
– Знаю достаточно.
На этот раз Ирина взяла паузу.
– Прошел целый год, – произнес Рэмси.
– К сожалению, Лоренс не сможет прийти. – Ему это было известно, но она сочла важным упомянуть имя Лоренса в разговоре.
– Можем перенести, чтобы Лоренс тоже был с нами.
Он дает ей шанс увильнуть. Надо за него хвататься.
– Ни к чему такие церемонии.
– Я очень надеялся, что ты так ответишь. Буду завтра к восьми.
В большинстве своем люди навсегда запоминают пары такими, какими они были в момент знакомства. Самое ужасное, что для сторонних наблюдателей ваша личная жизнь лишь захватывающий сериал, в то время как устоявшиеся пары, например Ирина и Лоренс, являли собой образчик невероятно скучной жизни. Редкие всплески романтики в отношениях могли послужить поводом в лучшем случае для легкой симпатии, а то и злорадства. Влюбившись, вы рассчитываете увидеть в глазах окружающих зависть или восхищение, а вместо этого они нервно барабанят пальцами в ожидании скорой развязки. Разумеется, у них всегда есть собственный взгляд на то, подходите ли вы друг другу или нет; почти всегда ваши друзья – конечно, пары – симпатизируют кому-то из вас больше. Но эти мнения не следует принимать в расчет. Они ничего не стоят и не должны побуждать к переменам.
Некоторые друзья воспринимали союз Ирины и Лоренса как неоспоримый факт, так же как существование Франции.
Другие указывали на них как на пример того, что и в таком положении можно быть счастливым. Тягостная роль. У Ирины было немало знакомых, кого Лоренс не интересовал вовсе, они считали его манеры патерналистскими и грубыми, воспринимали его как довесок к дружбе, налог, уплата которого позволяет заниматься своими делами. Так или иначе, Ирину это не заботило.
Любовь пришла к ней нелегко и не рано. Ирина приняла как данность, что любой незначительный вклад, который она может внести в человеческие отношения, не будет иметь ничего общего с беспрецедентными достижениями в ухаживании. Никто не сочтет безмятежный, полный спокойного общения союз иллюстратора детских книг и научного сотрудника равным по значимости спуску на воду лайнера или разделению народов. Современному Шекспиру не придется тратить свое красноречие на тихое счастье, если таковое присутствует, распространившееся по квартире в Боро в 90-х.
Несмотря ни на что, Ирина считала их союз с Лоренсом большой удачей. Он был внимательный, веселый, интеллигентный и любящий мужчина. Ей не было дела до заявлений феминисток, что мужчины вообще не нужны; ей он необходим более всего на этом свете. В отсутствие Лоренса по квартире начинало летать эхо. Ни одним из всех возможных способов Ирина не могла объяснить себе, почему находится здесь, на Джорджиан-сквер, к югу от Лондонского моста. Многие из тех одиноких вечеров она могла бы проводить в своей студии, но такая возможность отнюдь не казалась ей заманчивой. Она бродила из комнаты в комнату, наливала бокал вина и забывала о нем. Терла стальной поддон сушилки для посуды, изо всех сил стараясь убрать известковый налет. (Вода с примесью извести текла из всех лондонских кранов и могла капля за каплей образовать на каждой кухне меловые горы выше Белых скал в Дувре.) После долгой борьбы с налетом силы покидали Ирину, она отправлялась спать и утром просыпалась от доносившегося из кухни неприятного химического запаха.
Ей было стыдно признаться, но существование рядом любящего человека, которому она отвечала взаимностью, было самым важным в ее жизни. Несомненно, у нее были и другие привязанности и увлечения, она была более общительна и открыта, чем Лоренс, поэтому, переехав в Лондон в 1990-м, приложила все силы для создания круга приятелей и знакомых. Но порой душа ее испытывала голод, который друзья не способны утолить, а если и сделать малейшую попытку попросить об этом, то можно никогда их больше не увидеть. Нельзя сказать, что Ирина была равнодушна к своему «искусству», хотя даже при наличии обоих родителей, имеющих отношение к кино и танцам, ей хотелось заключить это слово в кавычки. Работа над иллюстрациями была счастьем. Однако еще большим счастьем было ощущать в момент работы, как сзади подходит Лоренс, склоняется к уху и капризным голосом просит что-нибудь поесть.