— Ваша предыдущая хозяйка?
— До последнего времени я поддерживала дом своего отца и братьев. И, как видите… — она показала на темную одежду —…недавно понесла тяжелую утрату.
— А остальная ваша семья?
Эта старуха настолько высокомерна и назойлива, что, несомненно, будет чрезвычайно требовательной хозяйкой. Кейт стиснула зубы. Ведь это ее единственный шанс. А значит, она должна выдержать этот наглый допрос.
— У меня нет другой семьи, мэм.
— Ха! Вы кажетесь образованной, благородной девушкой. Почему же вы не искали места компаньонки или гувернантки?
— Я не получила должного образования, чтобы стать гувернанткой.
«Я едва ли вообще образована».
Старая леди снова фыркнула, затем необъяснимым образом повторила мысль самой Кейт:
— Большинство гувернанток, которых я знала, едва ли могли назвать себя вообще образованными. Поверхностное знание французского или итальянского, некоторые навыки вышивания, умение баловаться акварелью и бренчать мелодию на фортепиано или арфе — вот все, что требуется. Только не говорите, что вам это не по силам. Ведь ваш отец был ученым!
«Да, но я была всего лишь девчонкой, не стоящей в его глазах обучения» . Пытаясь всеми силами справиться с гневом, вспыхнувшим при таком настойчивом допросе, Кейт даже не спросила себя, откуда старуха узнала об учености ее отца. Если миссис Миджли желает, чтобы Кейт была образована, то Кейт ее не разочарует. Некоторые женщины испытывают наслаждение, нанимая образованного человека в качестве прислуги, думая, что это добавит им важности.
— От моих братьев я немного знаю греческий и латынь, — «сплошь грубые выражения» , — и я знакома с основами математики…
«Я могу торговаться о цене цыпленка с самым хитрым португальским крестьянином» . Внезапно Кейт пришло на ум, что, возможно, у миссис Миджли имеются внуки, и она хочет, чтобы Кейт им преподавала. Кейт поспешно вернулась к правде. Негоже, если все очень быстро раскроется.
— Но я не могу себе представить, чтобы женщине предложили место учителя. У меня нет навыка работы с красками, и я никогда не училась играть на музыкальных инструментах… — Нет, нежеланную дочь викария оставили расти, как сорняк, и совершенно не учили быть леди. — Но я действительно немного говорю на французском, испанском и португальском языках.
— Почему же тогда вы не искали работу компаньонки?
Кейт пробовала, она пыталась найти место, сочиняя письмо за письмом в ответ на различные объявления. Но не нашлось ни одного человека, кто мог бы за нее поручиться. Одной из ее соседок пришло письмо из Лиссабона, после чего Кейт внезапно стала персоной нон гратадля людей, знавших ее всю жизнь. И то, что девочка, которую они помнили, всегда была дикой сорвиголовой, было тоже не в ее пользу. Многие из соседей уже тогда предсказывали дочери викария плохой конец. И оказались правы.
Жизнь прислуги не настолько плоха, убеждала себя Кейт. По крайней мере, как одна из множества слуг в доме она сможет рассчитывать хоть на какие-то дружеские отношения. Работать служанкой тяжело, гораздо тяжелее, чем компаньонкой, но не этого боялась Кейт — она боялась одиночества. А она была одинока. Более одинока, чем могла себе когда-либо представить.
Кроме того, компаньонку могли вынудить вращаться в обществе, а Кейт не горела желанием встретить кого-то из своей прежней жизни. Ее могли узнать, а это было бы слишком болезненно, слишком оскорбительно. Заново проходить через подобное испытание Кейт не вынесла бы, однако объяснить все этой деспотичной пожилой леди не могла.
— Я не знаю никого, кто взял бы компаньонку или гувернантку без рекомендации от предыдущей хозяйки, мэм.
— Но я уверена, у вашего отца были друзья, которые могли бы снабдить вас ею?
— Возможно, мэм. Однако мы с отцом последние три года жили за границей, и я совершенно не знаю, как связаться с кем-либо из них, поскольку все его бумаги были утрачены, когда… когда он умер.
— За границей! — в ужасе воскликнула пожилая леди. — Бог ты мой! На разоренных Бонапартом землях! Как ваш глупый отец подверг вас такому риску? Хотя предполагаю, что это была Греция или Месопотамия, или какие-то иные традиционно далекие края, раз вы на это решились, но не континент же?
Глаза Кейт сверкнули. Вот старая карга! И не ответив на последний вопрос, она вернулась к основной теме:
— Так вы меня нанимаете, мэм?
— В качестве моей горничной? Нет, разумеется, нет. Никогда не слышала ничего более нелепого.
Кейт остолбенела.
— Мне совершенно не нужна горничная или любая другая прислуга, — продолжила пожилая леди. — Я вовсе не по этой причине приехала.
— Тогда… тогда вы не миссис Миджли, мэм?
Прекрасные черты Кейт зажглись от прилива крови, а глаза негодующе заблестели.
Пожилая леди снова фыркнула:
— Нет, совершенно определенно, нет.
— В таком случае, мэм, могу я спросить, кто вы такая и по какому праву вошли в этот дом и учинили мне столь неподобающий допрос?
Кейт не потрудилась скрыть свой гнев.
— На правах крестной матери, моя дорогая, — улыбнулась леди Кейхилл.
— Моя крестная мать умерла, когда я была маленькой, — произнесла Кейт, не вернув улыбки.
— Я — леди Кейхилл, дитя. Моей крестницей была ваша мать. — Она потянулась к девушке и взяла ее за подбородок. — Вы удивительно похожи на Марию в эти годы, особенно глазами. Они тоже были ее самой лучшей чертой. Только мне совсем не нравится видеть эти темные круги под ними. И вы слишком худая. Нам следует принять меры. — Леди Кейхилл выпустила подбородок Кейт и снова оглядела ее: — Итак, девонька, вы намерены предложить мне сесть или нет?