– Слова мужа, – одобрил Вернер. – Умница ты наш, Константин Андреевич…
Он приполз домой в двенадцатом часу ночи, усталый, пьяный, как бригада грузчиков. Провожали Екатерину, а потом, надеясь достойно завершить вечер, притормозили у двери с надписью «Круглосуточно», которая почему-то не желала поддаваться. И колотились в нее аккурат до приезда патрульной машины. «Все нормально, мужики, – объяснил протрезвевший Вернер высунувшемуся сержанту. – Дежурный охранник любит продавщицу, им некогда. Охотно подождем». Патрульных разобрало любопытство, они вышли из машины и тоже принялись долбиться в запертую дверь. Вылез перепуганный охранник в расстегнутой униформе. В отделе продавщица судорожно подтягивала бретельку от бюстгальтера. «А ведь и впрямь, гляди-ка», – удивлялся рядовой патрульно-постовой службы – выходец из отдаленного степного села. «Есть еще женщины в русских киосках», – соглашался сержант. Несомненным плюсом явилось то, что никто не пострадал. Патруль отоварился по «льготному тарифу», сел в машину и укатил нести опасную и трудную службу. Детективы взяли, чего хотели. Выходя последним, Максимов слышал, как за спиной захлопнулась дверь – видимо, ночные работники недоделали чего-то важного…
При виде мужчины, держащегося за перила, Маринка не поверила глазам.
– Ну, ты и дал дури, папахен… – прошептала она с восхищением. – Знаешь, у тебя такой вид, словно ты не прочь из последних сил обнять все человечество!
– А что? – оживился Максимов. – Это, между прочим, цитата… Погоди, сейчас вспомню… – Покачался, вспоминая. – «Мне хотелось бы обнять все человечество, поделиться с ним своей любовью, согреть его и отмыть от скверны современной жизни…» А знаешь, кто сказал?
– Не знаю, пап, – растерялась Маринка. – Индира Ганди, наверное. Или этот, как его… Мартин Лютер Кинг.
– Не-е, – оскалился Максимов, – Феликс Эдмундович Дзержинский – великий гуманист ушедшей эпохи. В квартиру-то пустишь родного отца?
В вопросе кулинарии Маринка в этот вечер не напрягалась, резонно полагая, что если отец и придет, то не голодный. Максимов для порядка заглянул в холодильник, сделал попытку почистить зубы – однако обнаружил сразу несколько труднодоступных мест, бросил это дело – включил зачем-то телевизор. Конкурсы веселых и надоевших, сериалы, полуночное ток-шоу о влиянии и значении метросексуалов. Хронический президент толкает что-то эпохальное.
– Нет, – пробормотал Максимов. – В люлю, только в люлю… На работу с утра пораньше – ВВП удваивать…
Бормоча под нос: «О, где же ты, моя верная четвероногая подруга?», добрел до спальни, перевалил приступочку – как машины переваливают «лежачих полицейских», на ощупь отыскал кровать. Когда Маринка решила поинтересоваться состоянием папы и робко заглянула в спальню, Максимов сидел на кровати, качаясь, как неваляшка, и со словами «Брюки превращаются… превращаются брюки…» безуспешно дергал молнию на штанах.
– Привет, – помахал он смазанным очертаниям Маринки. – Как дела?
Вздохнув с покорной обреченностью, она устроилась у папы в ногах и приступила к удалению брюк.
– А ведь скоро лето, папа, – сказала Маринка как-то робко. – Каникулы заслуженные. Отпустишь в спортивный лагерь? Сейчас модно заниматься спортом. Пацаны спорят – какой вид спорта лучше выбрать? Дебилдинг… в смысле, бодибилдинг, маунтин-байкинг, роллер-блейдинг, фри-дайвинг?.. Слышал о таких?
– Не-а… – Максимов рухнул поперек кровати. Глаза закрылись. – Я знаю лишь один вид спорта, Мариша – NOTHING DOING… Усиленно рекомендую. Другого ты все равно не осилишь – терпения не хватит… Да и мне не трястись за сохранность твоей шеи…
Вторник, 25 мая. Офис агентства «Профиль»
На работе с раннего утра было гадко и неуютно. Гуляли сквозняки. По унылым помещениям, где с вечера на скорую руку сотворили видимость порядка, бродили похмельные сотрудники и со стоном приводили офис в божий вид. Олежка Лохматов таскал за собой бутылку минералки, уровень которой стремительно падал. Екатерина искренне недоумевала, почему не может быть хорошо просто так – а только за счет чего-то: в частности, вчера было хорошо за счет сегодняшнего утра. Любаша – с лицом, как перед расстрелом, стояла на коленях и с методичностью робота-манипулятора перекладывала бумажки. Вернер опоздал – на сорок две минуты, пятнадцать секунд. Но виноватой физиономия не выглядела.
– Улица Фабричная вымыта пивом, коллеги, – объявил он с неуместной торжественностью и пафосом. – «Газель» хлобыстнулась в грузовик, груженный «Крюгером». Пострадавших нет, но ситуация, что ни говори, трагичная.
Коллеги с неприязнью покосились на опоздавшего.
– А мы любили его, как отца, сына и святого духа, – вздохнула Екатерина.
– Ну, подумаешь, опоздал, – рассердился Вернер. – Меня вчера, к вашему сведению, менты таки прибрали. У родного подъезда – уже руку протягивал, чтобы дверь открыть – а они и выходят. Опера, пэпээсники, штатские… Соседа по площадке тащат – беда к соседу пришла с понятыми. Доворовался, гад. Я и говорю ему: «Здрасьте, мол, Савелий Сидорович, неплохая ночка? А утро-то какое будет…» – А те, не разбираясь – и меня – в воронок с горизонтальной загрузкой… Потом, правда, отпустили, разобрались, опера еще извинились, но пэпээсники тряхнули качественно. Денег пропало – пятьсот рублей, пачка презервативов, шарики из кремния. Умеют же обыскивать, фокусники – не подкопаешься. А что, говорят, мы не брали, не было у вас никаких пятисот рублей…
– «Справочник необходимых знаний» не пропал? – забеспокоился Максимов.
– Нет, на месте знания, – успокоил Вернер. – Ментам не надо – они и так все знают.
Закончив чаепитие с крохотными сдобными печенюшками (Лохматов презрительно называл их «пищевыми добавками»), сгрузили посуду Любаше, и Максимов строго обозрел подчиненных. Проверку похмельем с горем пополам одолели.
– Итак, трудоголики вы мои недоделанные, не пора ли заняться делом?
– Работы нет, – насторожился Вернер. – Незабуд уже рассчитался.
– А чего нам это стоило, – пробормотал Лохматов.
– Очень хорошо, – злорадно улыбнулся Максимов. – Пока отсутствует толковая работа, займемся мелочовкой. – Он выбросил на стол фотографии незнакомки, произведенные Пантюшиным. – Сколько этот гриб сушеный предлагал нам за работу?
– Десять тысяч, – вспомнил Лохматов.
– Девять, – поправила Екатерина, – рублей. Этот гриб сушеный, как верно выразился Константин Андреевич, вспомнил, что десяти у него уже нет. А ты что, Костик, серьезно?.. – Екатерина замолчала, недоуменно захлопав пушистыми ресницами.
– Не люблю, когда из меня делают тварь бессловесную, – объяснил Максимов. – В деле существует интрига – это возбуждает. Да и вам нельзя позволять лениться, коллеги. Вот они – три составные части моей мотивации.
С этими словами Максимов подъехал на стуле к компьютеру, открыл папку «Фигня» в папке «Отстой» (забурили, конспираторы…), отыскал адресную книгу и отстучал фамилию Пантюшин. Последних в гигантском мегаполисе оказалось сорок восемь человек. Из них шестнадцать благополучно проживали на левом берегу.
– Замечательно! – вскричал Максимов. – В этой хваленой краденой программе у половины обитателей города отсутствуют паспортные данные.
– Китайская программа, – пискнула из приемной Любочка.
– Подумаешь, – фыркнул Олежка Лохматов. – В отделе разрешительной системы Ленинского РОВД компьютерная база – вообще двухтысячного года. И ничего, работают…
– Благодарите бога, что хоть у половины имеются паспортные данные, – загундел Вернер. – Скоро на пластиковые паспорта перейдем – вот тогда и взвоете.
– Ты о чем? – не поняла Екатерина.
– А вы не слышали? – удивился Вернер. – Готовится новый обмен паспортов – на пластиковые карточки. С полной биологией: отпечатки пальцев, фото радужки глаз. Совмещаются с компьютером. Создается офигенная база данных, куда нас всех и запишут.