– Надо же, в Чечне почти в одно с нами время был. Где стояли, капитан?
– В горах. Контролировали ущелье возле Кугана.
– Это не у вас тогда чуть ли не взвод в «зеленке» полег?
– У нас. Только не взвод, меньше. Я участвовал в том бою. После гибели ротного принял командование.
– Подожди-подожди, а не тебя ли тогда еще судить хотели?
– За «чехов»? Меня.
– Вот оно как? А мы всем отрядом в защиту тебя бумагу писали.
– Спасибо.
– Понятно, что ты с этими особо не бакланил. Эй! Коротыш? И что ты такой везучий? Задержись мы на секунду, и разнес бы тебе этот капитан черепок. Как пить дать, разнес бы. Ну, ладно. Ствол, надеюсь, табельный? – Старший лейтенант поднял пистолет Сергея.
– Да!
– Хорошо, хоть ствол чистый. Да, наделал ты делов, капитан.
– Заслужил.
– Этот-то, – кивнул милиционер на продолжавшего корчиться Коротыша, – безусловно.
Роенко и старший лейтенант посторонились, когда санитары, оказав первую медицинскую помощь, вынесли из кабинета носилки с Коротковым и охранником.
– Ты труп, капитан, – прошипел Коротыш.
Но офицер ОМОНа, услышав угрозу, оборвал:
– Заткни пасть! И благодари бога, что жив остался. Лично я кончил бы тебя сразу.
– Кончишь, мент, кончишь. В штаны кончишь.
Раненых вынесли.
Старший лейтенант приказал подчиненному:
– Женщину, Коля, в отдел!
– А капитана? – спросил тот же милиционер.
– Выполняй, что приказано. С ним я займусь лично.
Омоновец увел Галину.
– Что будет со мной? – безразлично, скорее, чисто автоматически спросил Сергей у старшего лейтенанта.
– Сейчас твое начальство должно подвалить. Посиди пока.
Роенко сел, опустив руки на колени. Ярость прошла, остались лишь горечь, обида и усталость. И ожидание неприятного.
– Зря ты стрелял, капитан, хотя я тебя прекрасно понимаю, – сказал старлей. – Не было бы выстрела, ничего бы не было. Хулиганка бытовая. А так? Черт его знает, как все дальше повернется.
В кабинет вошли майор – особист части, подполковник – заместитель командира по воспитательной работе и один из младших офицеров, командующий резервной сменой гарнизонного караула. Сергея вывели из ресторана и доставили на гауптвахту. Представители полка остались решать вопросы с милицейским начальством.
Роенко понимал, что на этот раз легко отделаться ему не удастся. Хищение и применение оружия вне службы – это более чем серьезно. К тому же применение, нанесшее человеку увечье. Сергей упал на жесткую солдатскую кровать офицерской камеры. Если учитывать еще и то, что он наехал на местного авторитета, то перспективы у него, Роенко, были совсем мрачные. Такие оскорблений не прощают. И будут ждать своего часа. Чтобы отомстить за унижение. Но какова Галина? Его когда-то любимая, единственная Галенька. Неужели в ее душе не осталось ничего человеческого?
Глава 3
Утром Роенко вызвал следователь. Щуплый капитан юстиции представился:
– Ковалев Александр Сергеевич.
Предложил присесть напротив.
– Курите, Сергей Сергеевич. – Он пододвинул пачку дешевых сигарет и зажигалку.
– Спасибо, у меня свои.
Сергей закурил «LM», пуская дым в сторону открытого зарешеченного окна. Следователь начал свою работу. Он задал необходимые процессуальные вопросы. Затем отложил ручку.
– Согласно протоколу задержания, переданному нам органами внутренних дел, следует…
– Я знаю, что следует из протокола, – перебил следователя Роенко. – Один только вопрос: меня будут судить?
– А вы как думаете?
– Трибунал?
– Не могу сказать!
– Понятно. И все время следствия я буду находиться под арестом?
– К сожалению, да. Но, с другой стороны, это в ваших же интересах. Тот, кого вы ранили, может попытаться отомстить вам.
– Извините, не могли бы мы перенести допрос?
– А что такое?
– Я плохо себя чувствую. После контузии в Чечне это со мной бывает.
– Понятно. Сочувствую вам. Врача вызвать?
– Не надо, обойдусь.
– Хорошо, – согласился капитан.
Роенко увели обратно в камеру гарнизонной гауптвахты. Только дверь за ним закрыли на засов, что не положено при обычном аресте.
А через час к нему зашел командир полка. Подполковник Зверев Игорь Николаевич. При появлении начальника капитан Роенко поднялся с кровати.
Командир же не спеша прошел к столу, сел на табурет, облокотившись на локоть. В Чечне они воевали вместе, и к капитану командир испытывал симпатию.
– Ну, здравствуй, Сергей Сергеевич!
– Здравия желаю, товарищ подполковник.
– Сидим?
– Как видите.
– Вижу. Вот к чему приводят необдуманные поступки. Не могу понять. Хочу, но не могу. У меня в голове не укладывается то, что ты натворил. Выкрасть оружие и устроить разборки в ресторане. Подвергая опасности жизни многих людей. Нанеся троим увечья. Я уже не говорю о Попове. Но в кабаке… Для чего? С какой целью? Отомстить? Кому? Жене? Так и мстил бы ей. Зачем в посторонних стрелял? Не пойму. Не могу понять. Так подставить себя. А может, у тебя с головой не все в порядке? Не поступают так нормальные люди. А теперь что? Трибунал? Тюрьма? Не понимаю.
– Достала она меня, товарищ подполковник. Всю жизнь сломала. Что теперь о какой-то тюрьме говорить, если жизнь кончена?
– Это ты брось. Жизнь, видишь ли, кончена? Не сметь и думать об этом, понял? Это приказ, если хочешь. А мы думать будем, что делать. Характеристики сделаем что надо; общественность поднимем – нашу, военную. В УВД у меня заместитель начальника знакомый, мужик с понятием – может, и надавит на потерпевших. Посмотрим. Ты только нюни-то не распускай. А о жене своей забудь. Не жена она тебе.
В дверях появился сержант из состава караула.
– Товарищ подполковник, разрешите обратиться? Сержант Ломов.
– Обращайся.
– Там вас к телефону.
Вернулся он через несколько минут, и от боевого настроения не осталось и следа. Он как-то странно посмотрел на Сергея. Роенко спросил:
– Неприятности?
Подполковник закурил, не смотря на подчиненного:
– Хуже! Все намного серьезнее, чем мы с тобой предполагали.
– Что еще может быть серьезнее? Что?
– Что, спрашиваешь? Смерть охранника. Вот что.
– Как это?
– А вот это у тебя надо спросить. Ты его что, боевым приемом вырубал?
– Нет. Обычный удар. Правда, в точку риска, но если бить на поражение, противник умирает сразу, а охранник, когда меня забирали из кабака, был жив. Значит, не мог он умереть.
– Умер он. Не приходя в сознание, умер. И причиной смерти признан твой удар, каратист! Кровоизлияние в мозг!
– Но этого не может быть.
– Я с тобой шутки шутить буду?
– Подождите. У меня и свидетель есть, что охранник, когда его забирала «Скорая помощь», был жив. Старший лейтенант, командир ОМОНа. Он подтвердит. И комиссия подтвердит, что не мог я его убить. Второй-то охранник жив?
– Про второго ничего не знаю. Но не в этом дело. Неужели ты не понимаешь? На тебе – преднамеренное убийство, разбой с применением оружия и еще куча преступлений.
– Это дело рук Коротыша. Он и охранника завалил под шумок. Но как? Предупреждал же меня, что я труп? Хотя старший лейтенант может опровергнуть часть обвинений.
– Ничего он не может. По крайней мере, сейчас!
– Не понял?
– Твой ОМОН ранним утром отправлен в очередную командировку в Чечню. Потом, конечно, может, и дадут ребята показания, только кому они тогда нужны будут? Да и оправдать тебя они не смогут. Вот такой коленкор получается, Серега.
– Понял.
Командир вроде сделал все, что было в его силах, но оставался на месте, куря сигарету за сигаретой. Молчал и Роенко, уставившись в одну точку.
– Еще твой рапорт. Сам же, дурила, настоял, чтобы ему дали ход. Если в Москве подпишут, то тогда, наверное, гражданские тебя заберут.
– Ладно. Спасибо вам, Игорь Николаевич, за все. Делайте, что положено. Характеристику лепите, какую запросят; осуждайте коллективом. Мне уже никто не поможет, кроме самого себя.
– Вот ты как? В Чечне, значит, вместе, а здесь – порознь?
– Да что вы можете, товарищ подполковник? НИЧЕГО. И не ваша в этом вина. Во всем виноват я один, вот и буду в одиночку расхлебывать свою кашу.