Мира заспорила:
– В прошлом году я же лазила, помнишь? С чего же сейчас их не хватит?
«А вдруг не хватит? – пузырьки возле сердца сделались ледяными и разом впились в него. – Да ну… Я же расту. Значит, и сил должно становиться все больше и больше. Так Дрим говорил…» Для начала встав на четвереньки, она выпрямилась и переждала привычное головокружение, от которого в глазах возникал целый мушиный рой.
– Пойдем! – она дернула мальчика за руку. – Знаешь, какие они хрустящие! У меня прямо слюнки уже текут.
Эви поднялся, но было видно, что он совсем не горит желанием лезть на дерево. Пристально разглядывая что-то у реки, (Мира тоже оглянулась, но ничего особенного не увидела), он пробормотал:
– Можно кого-нибудь из взрослых попросить. Им же легче залезть! Прата, например… Он не откажется.
– Но мне самой хочется! – закричала Мира. – Когда они – это же совсем другое. Они и так все для нас делают: готовят, книжки читают и стирают… Все! Но мы же тоже должны хоть что-то делать, а то так вырастем и ничему не научимся. Как тогда?
– Откуда берется стиральный порошок?
Она уставилась на него в недоумении:
– Что?
Мальчик виновато растянул синеватые сухие губы:
– Я вот все думаю: откуда вообще все берется? Порошок, мыло, продукты… Туалетная бумага – откуда?
– Что значит… Я… Я не знаю…
Ее поразило, что Эви подметил то, о чем она сама даже не задумывалась. Обычно Мира первой видела то важное, над чем стоило ломать голову.
От растерянности она ухватилась за свой проверенный спасательный круг:
– Надо у Дрима спросить!
Эви посмотрел на нее как-то странно:
– Может, он и не скажет… Может, это их взрослый секрет. Бывают же такие!
– Что же такого секретного в том, откуда туалетная бумага берется?
– Ну, не знаю… А почему тогда они не говорят?
– Потому что… Потому что никто и не спрашивал! Вот ты разве спрашивал?
Медленно запрокинув голову, отчего сухая кожа на шее стала почти гладкой, Эви мечтательно произнес:
– А может, все это привозят с какой-нибудь звезды…
– С планеты.
– Со звезды! – заупрямился он. – И там, наверное, живут такие же дети, как мы.
– И взрослые. Как Дрим…
Эви вдруг рассердился:
– Надоела ты со своим Дримом! Вечно только: «Дрим, Дрим!» Прямо влюбилась!
«Вот и тогда было так же», – внезапно вспомнилось ей. Она чего-то испугалась («А чего испугалась? Не помню…»), и сердце ее просто исчезло. Это продолжалось недолго, но Мира ясно чувствовала, что совсем не ощущает его. Не так, как бывает, когда ничего не болит, по-другому: вместо сердца возникла холодная пустота. Вроде той, что подкарауливала за Стеной. Если б Мира провалилась туда, то уже не выбралась бы. Но сердце все же успело ухватиться за ребра и удержалось…
– Ничего я не влюбилась…
Она сама удивилась тому, что вместо обычной запальчивости в голосе прозвучало что-то… как-будто сухие листья зашелестели. Это был печальный звук.
Эви тоже ответил уже не сердито, но и не весело:
– Конечно… Думаешь, я совсем дурак? Я же ничего не говорю, Дрим – он хороший. И он… не такой, как мы. Красивый.
– Мы тоже станем такими!
Эти слова Мира повторяла так часто, что они уже стали вроде заклинания, которое просто обязано иметь силу. Иначе, что это за заклинание?
– Все так говорят…
– Так и есть!
– Ага, – угрюмо протянул он. – Только… Ты знаешь хоть кого-нибудь, кто был, как мы, а потом вырос и стал, как они? Вот вспомни!
Мира посмотрела на него испуганно.
– Кого-нибудь?
– Хоть одного! Я вот никого не знаю. Может, никто и не вырастает? А взрослые всегда и были такими?
– Так не может быть, – неуверенно возразила она.
Почему-то перейдя на шепот, Эви сказал:
– Никого же нет старше тебя. Ты, а потом сразу уже взрослые. А где те, кому тринадцать лет? Никого нет.
– Зачем ты об этом думаешь? – прошептала Мира, хотя ей хотелось закричать.
А еще больше хотелось убежать куда-нибудь подальше, совсем далеко, чтобы там надежно спрятаться от этих вопросов, которые почему-то пугали не меньше пропасти за Стеной. И она убежала бы, если б у нее были такие легкие ноги, как у Дрима…
Эви даже не улыбнулся виновато, как обычно делал, когда ему приходилось оправдываться.
– Оно само думается. Знаешь же, как бывает: раз подумалось – и уже не отпускает.
«Сейчас оно и во мне застрянет!» – она сделала судорожное движение, будто попыталась стряхнуть непрошенную мысль, и быстро проговорила:
– Знаешь, что… Может, тогда что-то случилось! Например, все сосуды разбились, и не в чем было производить детей. Пока новые появились…
– А откуда появились? – не унимался Эви. – Все-таки со звезды привезли? А кто привез?
Глаза у него стали, как скомканные листочки крапивы, Мире даже захотелось отойти от него подальше. Но она осталась на месте, только сердито прикрикнула:
– Ну, кто-кто! Опять ты… Откуда я знаю? Но ведь так же могло быть? Пожар какой-нибудь… Помнишь, как в том году столовая горела?
– О! – у него горестно округлился рот. – Все котлеты сгорели. Мясные были…
– Вот-вот! А потом же все снова построили.
– Долго, – едва слышно сказал Эви.
Ей пришлось наклониться к его смятому личику:
– Что – долго?
– Долго строили, если все так и было… Дриму, вроде, тридцать лет, так? А тебе – двенадцать. А между вами – никого.
– Тогда я не знаю…
Мире совсем не хотелось сдаваться, но нехорошие мысли, которые так и лезли из Эви, как-то вытеснили ее собственные, и возразить оказалось нечего. Хотя она и сейчас не сомневалась, что если б удалось хорошенько поразмыслить, то возражение нашлось бы. Но ей почему-то не то чтобы лень было думать, но стало как-то безразлично: найдется это возражение или нет… «Все равно», – подумала она, хотя как раз то, о чем они говорили, было для нее особенно важно.
Под ногами неожиданно образовалась воронка, и Мира почувствовала, как ее медленно затягивает. Но не кружит. Она посмотрела на траву, но никакого движения не было. И все же не покидало ощущение, что она просачивается сквозь землю.
«Как вода!» – ее сон тихонько плеснул где-то рядом или даже в ней самой. Мире вдруг стало страшно: почему она чувствует это так, будто это – по правде? Будто это когда-то уже было с ней, а сейчас вспомнилось. Не просто придумалось, как часто бывает, когда пытаешься представить себя таким мягким облаком, которое может забраться выше всех. Так высоко, что ему видно даже, что за Стеной… Или – бурундуком! И тогда кажется, что на спине вытянулись полоски, которые стекают в пушистый хвост.
Мира обожала развалиться на траве и воображать себя то тем, то этим… Воспитатели находили странным, что она подолгу просто лежит без движения и щурится на небо. А Дрим только посмеивался и говорил, что если б Мира, как все дети, часами торчала в виртуальном мире, из которого их за уши не вытянешь, то это была бы уже другая девочка.
И другой мальчик – это уже про Эви, который, единственный из почти сотни ребят, составлял ей компанию…
Он тронул ее сухими пальцами:
– Ладно, пошли за ранетками. Все равно мы сами ничего не разгадаем.
– Ты же боялся лезть на дерево!
– Подумаешь! – слишком уж храбро ответил Эви. – По-другому же их не достанешь. И ничего я не боялся!
«Не хочется мне уже никаких ранеток», – призналась Мира только себе, но решила, что Эви тоже надо как-то отвлечь от этих мыслей, иначе они чего доброго сожрут его мозг.
Это Дрим рассказал ей, что в голове находится мозг, и как раз он-то и выдает все фантазии про облака и бурундуков. И вот такие мысли, похожие на дождевые тучи, от которых ничего хорошего не жди. И слова, даже те, которые он говорил прямо в ту минуту…
Но тут зашла воспитательница Руледа, а Дрим не сразу заметил ее. Увидев, он оборвал себя на полуслове и неожиданно вспомнил, что девочке пора обедать. Но Мира не ушла сразу, а немного постояла под дверью и услышала, как Руледа выговаривает ему:
– Незачем забивать ей голову! Это же одно из правил: чем меньше они знают, тем лучше для всех. Сам представь, что будет, если хоть один из них задумается! Лучше не буди ее мысль, эта Мира и так со странностями.