— Ну вот видишь, я же говорю, что ты не профессионал, — улыбнулся мой знакомый. — Забудь лучше про всё это.
— А если мы выйдем в публичную позицию? Устроим пресс-конференцию?
— Для турецкой прессы? — улыбнулся мой приятель.
— Хорошо, я всё понял. Я подумаю. Если я всё-таки решу туда ехать, хотелось бы, чтобы кто-то здесь был в курсе, на всякий случай. Я же всё-таки американский гражданин.
— У нас свободная страна, купил билет — поехал, — сказал он. — Но ты прав, если с тобой что-нибудь случится, не повредит, если про тебя будут знать в посольстве. У тебя есть знакомые в Госдепартаменте?
— Есть, N.
N. был одним из советников Мадлен Олбрайт по России.
— Ты знаешь N.? Вот и замечательно. Позвони ему.
— Пока, — сказал я. — Успеха на выборах!
N. был на встрече. Он перезвонил мне только к вечеру. Я вкратце объяснил ему ситуацию и попросил разрешения звонить, в случае чрезвычайного развития событий в Турции.
— Звони, конечно, в любое время, — сказал он и дал мне свой домашний телефон.
Мой следующий визит был в телекомпанию Си-Би-Эс в Нью Йорке, где у меня был другой хороший знакомый, продюсер Гарри, в своё время я помог им сделать передачу о туберкулёзной колонии в Томске.
— Перебежчик в Турции?! — Гарри в возбуждении забегал по комнате. — Я пошлю камеру к посольству! Он даст нам интервью перед тем, как пойдёт туда? Но это должен быть эксклюзив! О, какой класс! Он выдаст нашим всю русскую сеть?
— Погоди, погоди, Гарри, не так быстро. Никакой сети он не выдаст, он не шпион, он — мент. И камеры не надо. Я просто хотел предупредить тебя на всякий случай. Мало ли что может произойти. Вот если его выкрадут русские или турки станут его выдавать, вот тогда присылай камеру. А пока что никому об этом — ни слова.
— Хорошо, хорошо, обещаю. А ты не мог бы взять с собой портативную камеру и заснять его до того, как вы туда пойдёте — эксклюзив, о'кей? Не дай Бог, его ещё там подстрелят — вот будет история! Я шучу, шучу.
— Ну и шуточки у тебя. Я возьму камеру, только научи меня, как ею пользоваться.
Следующей задачей было объяснить мои планы дома. Моя жена Светлана была не в восторге от идеи ехать в Турцию, сдавать беглого русского подполковника в американское посольство.
— Ты сошёл с ума, — сказала она. — Тебя турки посадят в тюрьму — как я буду возить туда передачи?
— За что меня сажать в тюрьму?
— Ты даже не знаешь этого человека. Может, он бандит, или убийца, или его самого заслали убить Березовского. Потом ты окажешься виноватым.
— Светлана, ты слышала про презумпцию невиновности? Сомнения истолковываются в пользу потерпевшего. А вдруг он не бандит и не убийца — если его вернут в Россию, ему ведь открутят голову.
— Пусть Борис сам его вывозит. Ты читал «Большую пайку»? Там всё написано. Всех вокруг постреляли, а олигарх как бы ни при чём.
— «Большая пайка» — творческий вымысел, драматизация, чтоб книжку лучше покупали. Кстати, Борис ни о чём меня не просил. Это моя собственная идея — ехать в Турцию.
— Но объясни всё-таки, чего ради тебя туда несёт?
— Честно говоря, не знаю, просто не могу удержаться. Чувствую, если не поеду — потом буду жалеть. Нерастраченный авантюризм.
— Тогда я поеду с тобой. Если тебя там застрелят, то я хочу при этом присутствовать. К тому же я никогда не была в Турции.
Для непосвящённого, разместившиеся в небольшом приморском отеле Литвиненки выглядели типичными курортниками, каких в Анталии десятки тысяч. Подтянутый глава семейства, совершавший утренние пробежки по набережной, его миловидная жена, покрытая двухнедельным загаром, и озорной шестилетний ребёнок не вызывали никаких подозрений у местных жителей, для которых русский турист — источник благополучия и главный двигатель местной экономики.