После смерти мамы я перестала читать.
Двоюродная сестра звонила из города и пыталась уговорить меня пойти в церковь, но я никого не хотела слушать. Целый год я ничем толком не занималась. В те дни, когда беспрестанно лил дождь или когда я чувствовала себя словно выкопанная из земли картофелина, я отправлялась в центр городка, заходила в кинотеатр, где шел двойной сеанс фильмов, и неподвижно сидела в кресле, а затем возвращалась домой. Мамино кольцо с жемчужиной в виде слезы я всегда носила в кармане. Я могла заснуть, но вдруг проснуться, в ужасе торопливо просунуть руку в карман и проверить, на месте ли кольцо. Едва коснувшись жемчужины, я тут же успокаивалась. В момент прикосновения к кольцу я чувствовала тоску по маме. Однажды, в начале ее болезни, мы о чем-то поспорили, и я повысила голос. Я так сильно разозлилась на нее, что представила, как я умерла, а она не находит себе места от горя. Всякий раз кольцо напоминало мне об этом случае. Я уже ничего не могла исправить, но чувствовала грусть и ненавидела себя за те мысли. У мамы были изящные пальцы, поэтому ее кольцо с жемчужиной пришлось мне впору, но я не могла заставить себя носить его. Это означало бы, что я смирилась с ее смертью, а меня от одной такой мысли бросало в дрожь.
Когда мы добрались до подножия горы, Дэн вдруг резко остановился.
– Что случилось?
– Пауки.
До маминой могилы мы должны были пройти по горной тропе, и на ней большие пауки растягивали свои сети и терпеливо поджидали жертву, ползая по камням.
– Ты боишься пауков?
Свет от фонаря на голове у Дэна метался вверх-вниз.
– Я боюсь их больше, чем спецназа.
Я невольно захихикала – взрослый мужчина боится пауков.
– Не смейся. Ты не принимаешь мои слова всерьез, как бы не пришлось пожалеть об этом. Неужели ты не слышала о нападении на деревню в Австралии гигантского паука-птицееда?
– Нет.
Я и в самом деле ничего об этом не слышала, но знала – маленькие паучки, став взрослыми, начинают пожирать тело своей матери. Вот поэтому не могу хорошо относиться к паукам. Мне было интересно и удивительно слышать от Дэна многочисленные названия пауков: паук-волк, тарантул, паук-краб, бурый паук-отшельник, сиднейский дымоходный паук.
– Эти дымоходные пауки – самые сильные!
Дэн заговорил о пауках и уже не мог остановиться. Он рассказал, что пауки произошли от трилобитов, которые жили в кембрийский период палеозойской эры. В те времена пауки обитали под землей, но в период между мезозойской и кайнозойской эрой они вышли на поверхность. Тогда количество видов стало увеличиваться в геометрической прогрессии, теперь сложно с точностью определить, сколько этих существ населяет нашу планету. «Интересно, могут ли любовь и страх быть связаны между собой? – думала я. – Ведь он на самом деле ужасно боится этих насекомых». Дэн знал о пауках очень много, как о предмете своей искренней любви.
– Когда ты начал бояться пауков?
– Довольно давно.
– Но почему я ничего об этом не знала?
И хотя мы выросли вместе, я понятия не имела о его страхе перед пауками.
– Ты не могла об этом знать.
– Ха? Это такой большой секрет?
– Ты меня не любишь, поэтому и не знала.
В темноте я вглядывалась в спину Дэна, ведь он торопливо двинулся вперед, несмотря на ужас перед пауками. Слова «ты меня не любишь» падали в мою душу одно за другим, словно капли дождя.
– В твоей жизни произошла какая-то неприятная история, связанная с пауками?
– Я не помню.
– Тогда в чем же дело? Почему пауки, а не что-то другое?
– При чем здесь что-то другое? Неужели это выглядело бы как-то иначе, если бы я боялся сов или белок?
Разговор о пауках, похоже, вывел Дэна из себя. Вероятно, у него на то были причины.
– Тебе просто надо смело посмотреть на паука, не отводя глаз… возможно, тогда что-то изменится.
– Я уже пробовал. Кто-то сказал, что это у меня в голове и мне стоит съездить в музей пауков в Намьянчжу, встретиться лицом к лицу с гигантскими пауками и взглянуть на них сверху вниз. Но от одного взгляда на чучела этих насекомых моя кровь застывала в жилах, казалось, все мое тело раздувалось, как огромный пузырь, я весь начинал чесаться с ног до головы.
– Неужели все так плохо?
– Именно.
Дэн стоял неподвижно, как человек, ждущий вынесения приговора. Я посмотрела ему прямо в глаза, потом раскинула руки и крепко обняла его.
– Не бойся. – Эти слова предназначались и ему, и мне тоже. – С нами все будет хорошо, все будет в порядке.
Свет от фонаря Дэна, распугивающий пауков, осветил мое лицо.
– Можно я тебя поцелую? – Дэн нерешительно коснулся губами моей щеки, затем лба, немного помедлив, прижался к моим губам своими теплыми и нежными губами. – Никогда не думал, что ты станешь первой, кого я поцелую.
От этих слов я тихо засмеялась. Как будто знала, что Дэн станет первым мужчиной, который поцелует меня, и это будет такой нежный и спокойный поцелуй. Горный хребет на фоне ночного неба напоминал свирепого зверя. Черный силуэт горы, походивший на притаившегося огромного зверя, лежащего на животе и широко раскрывшего пасть, становился все более отчетливым. Чем ближе мы подходили к горе в густом ночном мраке, тем сильнее меня начинал охватывать предательский страх. Я предложила Дэну вернуться. Но хотя он дрожал от страха, выискивая пауков в свете своего фонаря, все-таки настоял на продолжении пути. Я упорно требовала возвращения домой, а Дэн шел и шел вперед, несмотря на множество ужасных пауков вокруг. Вероятно, наш спор нарушил привычную обстановку обитателей леса – ночные птицы с громким шуршанием крыльев принялись перелетать с дерева на дерево. На нашем пути Дэн искал пауков, освещая фонарем тропу и ветки деревьев, и рассказывал, как при одном виде паука у него слабеют колени, а даже днем вид паука вызывает у него нервную дрожь. Если он действительно так боялся этих насекомых, то мог просто не смотреть на них, так зачем тогда зажег фонарь и специально высматривал в темноте пауков? А вдруг он действительно заметил бы одного? Но именно так он боролся со своим страхом. И в этом мы с Дэном похожи. Я узнала о нем то, чего не знала раньше. В результате Дэн довел меня до маминой могилы, поборов страх перед ужасными пауками на нашем пути.
– Мы пришли.
Тут Дэн глубоко вздохнул. Это был вздох человека, преодолевшего страх.
– Давай поклонимся.
– Посреди ночи?
– Но разве мы не за этим сюда пришли?
– Нет.
Я возражала, но Дэн все равно поклонился, не снимая с головы фонаря. А затем он осветил миртовое дерево, которое посадил отец, и пробормотал:
– Так вот куда мирт пересадили.
Он направился к дереву, достал сигарету и прикурил. Вдруг нитка, обернутая вокруг моего пальца, развязалась. Раскрошенная масса лепестков бальзамина упала с моего ногтя прямо на могилу. Сигарета во рту Дэна мерцала в темноте. Должно быть, он потирал лицо рукой с зажатой сигаретой, потому что красные угольки разлетались в разные стороны, как светлячки. Я схватила с могилы полную пригоршню земли, крепко сжала в кулаке, как комок риса, и сунула в карман. Эта земля, наверное, упала прямо на мамино жемчужное кольцо. В тот момент меня захлестнуло чувство пустоты, я отчаянно желала ухватиться за что-нибудь и едва не спросила Дэна, курившего под миртовым деревом с фонарем на голове, любит ли он меня. Если бы я спросила, между нами неизбежно возникла бы стена отчуждения. Я проглотила эти слова, не сводя глаз с маминой могилы, и подумала: настало время возвращаться домой.
– В городе, где я сейчас живу, постоянно происходят студенческие волнения, – сказал Дэн.
Я взяла еще немного земли с могилы и положила в карман.
– Я подрался с одним знакомым парнем.
– Правда?
– С этим парнем я познакомился еще на первом курсе. Он большой любитель поесть, и неважно, что он ел, даже самую простую еду поглощал с таким видом, будто никогда не пробовал ничего вкуснее. В этот момент стоило лишь взглянуть на него, и у вас начинали течь слюнки от голода. Однажды этот парень сообщил, что уходит в армию. Мы устроили прощальную дружескую вечеринку. Он же, оказывается, пошел не в армию, а в полицию, разгоняющую бунтовщиков, и через несколько дней явился к нам разгонять демонстрацию. Вот уж не повезло, правда? Его послали не куда-нибудь, а в родной колледж. Как-то раз он со своими сослуживцами преследовал каких-то студентов и немного отстал. Я сам не могу точно сказать, что на меня нашло. Но когда он остался один, я бросился к нему, и на этот раз жертвой стал он, а я преследователем. До этого дня я несколько раз видел, как он сидел на земле рядом с полицейским автобусом с зарешеченными окнами и поедал с аппетитом какой-то тухлый рис. Всякий раз, когда я смотрел на него, во мне поднималось что-то нехорошее. И вот в тот день мы наконец остались с ним один на один.