За окном раздался шум отъезжающего автомобиля.
– Ты слышала? – насторожилась Вика. – Мне показалось…
– …что это машина наших мальчиков! – закончила фразу Ника.
Подруги взглянули на соседний стул.
Кожаная сумка лежала на прежнем месте.
В этот момент дверь ресторана распахнулась и в зал вошел очень подозрительный тип.
Он был долговязый, мрачный, с трехдневной щетиной на подбородке и маленькими злобными глазками. Еще у него, для усиления эффекта, был кривой волчий оскал.
Оглядевшись по сторонам, незнакомец направился прямиком к подругам. Остановившись возле их стола, он, ни слова не говоря, потянулся к сумке Виктора.
– Эй, молодой человек! – обратилась к нему Вика. – Вы что…
– …себе позволяете? – продолжила Ника, – это сумка…
– …не ваша!
– Знаю я, чья это сумка! – сквозь зубы ответил незнакомец, настороженно огляделся по сторонам и вскинул сумку на плечо.
– Да что же это творится! – всполошилась Вика. – Официант! Сделайте же что-нибудь!
Официант, однако, как сквозь землю провалился, и все помещение ресторана опустело, как будто его персонал неожиданно в полном составе отправился в коллективный отпуск.
– Заткнись! – рявкнул на Вику незнакомец и шагнул к двери.
– Караул! – взвизгнула Ника, бросившись наперерез похитителю. – Кто-нибудь! Помогите! Грабят!
– Уймитесь! – Незнакомец отбросил Нику и попытался обойти Вику, но тут из разных дверей высыпали крепкие мужчины в черной униформе с нашивками ОМОН.
– Всем стоять! Руки за голову! – выкрикнул старший.
– Как вы вовремя! – радостно воскликнула Вика и попыталась броситься на шею рослому омоновцу.
– Вам сказали – руки за голову! – выкрикнул тот, передернув затвор автомата. – Стоять на месте, иначе стреляю на поражение!
Долговязый незнакомец попытался проскочить к окну, но там его уже встречали двое. Тогда он бросил сумку, поднял руки и заголосил:
– Это не мое! Это вот этих дамочек! Я иду, вижу – сумка лежит бесхозная. Вот и хотел прихватить, а это не мое!
– Разберемся! – отрезал старший группы захвата.
Незнакомцу надели наручники, Вике и Нике, несмотря на их бурное возмущение – тоже. Главный омоновец поднял сумку, поставил ее на скамью и резко дернул молнию.
Сумка раскрылась, как беззубый рот, и все присутствующие увидели пластиковые пакеты, плотно набитые белым порошком.
– Интересно! – удовлетворенно произнес старший.
– Говорю – не мое это! – верещал долговязый тип. – Это вот их, а я тут совсем не при делах!
– Неужели вы… – начала Вика, изумленно глядя на содержимое сумки.
– …верите этому ужасному человеку? – закончила ее подруга.
– Я никому не верю! – отрезал омоновец. – Только собственным глазам, и то не на сто процентов, а только на девяносто два!
С этими словами он достал из поясного чехла широкий нож с черной рукояткой, вспорол один из пакетов и подцепил на кончик ножа немножко белого порошка. Попробовав порошок на язык, он сосредоточенно пожевал. При этом на лице его появилось какое-то странное выражение.
– Огурцов! – обратился он к одному из своих подчиненных. – Ну-ка, попробуй, а то у меня зародились какие-то сомнения.
Коренастый омоновец подошел, загребая кривыми ногами, и взял на язык щепотку белого порошка.
Немного пожевав, он произнес хорошо поставленным голосом:
– Мука «Предпортовая», высший сорт, тонкий помол, артикул сорок пять – восемьдесят…
– Вот и мне показалось, что высший сорт! – разочарованно протянул старший группы.
– Вот гад Корявый! – процедил сквозь зубы долговязый тип. – Кинуть меня хотел!
Тут же он спохватился и заговорил совсем другим тоном:
– Так что – значит, мне можно идти? У вас ко мне никакого больше дела нету? Так я, значит, пойду, меня дома мама ждет, старушка!..
– Никуда ты не пойдешь, Костлявый! – отрезал старший группы. – Мы тебя задержим до выяснения обстоятельств.
– А мы… – воскликнула Ника.
– …можем идти?.. – подхватила Вика.
– Никто никуда не пойдет! – рявкнул омоновец. – Все сейчас поедут с нами! Будем разбираться, кто здесь чем занимался!
После обеда Сергей, в лучших традициях фильма про английскую жизнь, удалился в свой кабинет. Он пробормотал что-то о бумагах, которые нужно просмотреть, но Надежда подозревала, что он просто мечтает немного вздремнуть.
Ей и самой хотелось поспать, однако она с негодованием отвергла эту мысль как совершенно неприемлемую, ибо после такого обеда позволить себе лечь на диван может только безрассудная женщина – можно прибавить в весе больше килограмма!
Так что Надежда решила познакомиться поближе с имением старого знакомого и, как всякая женщина, начала это знакомство с сада.
Сад произвел на Надежду Николаевну самое благоприятное впечатление. Впрочем, это был даже не сад, а самый настоящий парк.
Кусты парковых роз самых разнообразных цветов и оттенков выстроились вдоль дорожек, как почетный караул. Некоторые плетистые растения обвивали ажурные арки, через равные промежутки перекинутые над дорожками. По самому краю дорожек были высажены узкие полоски низкорослых цветов контрастного оттенка, так называемые «миксбордеры». Тут и там были разбросаны цветники и клумбы, составленные, по новой европейской моде, из цветов совершенно, на первый взгляд, не сочетаемых расцветок. В тенистых уголках сада прятались романтические ирисы и синие свечи дельфиниума.
Все растения в этом саду были ухоженные и довольные жизнью, чувствовалось, что за ними тщательно и умело присматривает настоящий знаток и любитель садового искусства. И, как это всегда бывает, цветы отвечали на уход и заботу, радуя посетителей сада своей тонкой и разнообразной красотой. Надежда хотела бы встретить здесь садовника Павла, чтобы выразить ему свое восхищение. Как многолетняя дачевладелица и садовод-любитель она знала, сколько труда нужно вложить в сад, чтобы получить такую красоту. Но поляны и дорожки были пусты, ничто не нарушало покой сонного сада.
Надежда подошла к густому кусту пунцово-красных роз и наклонилась, чтобы понюхать цветы.
Розы совершенно не пахли.
«И почему так устроено в природе, – разочарованно подумала Надежда Николаевна, – самые красивые растения обычно лишены аромата, а какой-нибудь невзрачный цветочек обладает чудесным запахом… Впрочем, с людьми случается то же самое».
Она раздвинула розовый куст, чтобы посмотреть, что скрывается за ним, и невольно замерла.
На укромной лужайке, скрытой кустами от посторонних глаз, стояли двое, мужчина и женщина.
Это были Алиса, жена Сергея, и Олег, которого Баруздин представил как архитектора, дизайнера и прораба в одном флаконе… то есть в одном лице.
Они о чем-то вполголоса разговаривали.
Слов Надежда Николаевна не слышала, но позы собеседников, выражения их лиц и жесты говорили о многом.
Между этими людьми словно были натянуты невидимые нити, их соединяли невидимые, но прочные связи.
Алиса как будто продолжала каждый жест Олега, как бы неосознанно отражала его движения, словно живое зеркало. Чувствовалось, что между ними существует давнее и полное взаимопонимание. Алиса не отрывала глаз от его взгляда, казалось, она черпает в Олеге что-то очень важное, необходимое. Казалось, еще немного – и она просто растворится в глазах стоящего напротив мужчины.
«Вот оно как!» – подумала Надежда с грустью и невольно пожалела Сергея Баруздина.
Впрочем, ее это ни в какой мере не касается. Только очень глупые и самонадеянные люди вмешиваются в чужую жизнь, и ни к чему хорошему это не приводит.
«Сергей сам виноват! – с досадой подумала она. – Загнал молодую женщину в этакую глушь, где у нее ни подруг, ни знакомых, да еще поселил рядом с ней молодого красивого мужчину! А сам часто уезжает в город… Конечно, может, он ей доверяет… Но не до такой же степени. Зачем нарочно человека провоцировать, только гусей дразнить…»