– Как я тебя понимаю, милый… – притворно вздохнула Ада. – Может, ты сегодня все-таки не пойдешь туда? Может, завтра? А сегодня ты просто отдохнешь.
– Да, Адочка, пожалуй, ты права.
– Вот и хорошо, милый! Ты сейчас примешь спокойно ванну, а я пока приготовлю что-нибудь вкусненькое. Давай устроим романтический ужин, милый. С красным вином. С французским. При свечах.
Позже, стоя на кухне и изо всех сил колотя молотком по распластанному на доске куску свинины, Ада с тоской подумала, что и завтра ей предстоит выслушивать подобные монологи, и послезавтра… И так изо дня в день. Когда он уже наиграется, черт побери? Да и в самом деле – надо спровадить его к бывшей сходить, иначе она сама возьмет да и припрется сюда со своим выводком, когда и правда есть нечего станет. Знает она это все. Проходила уже. А может, ну его вообще, этого Толика? Хотя нет, чего это она… Столько сил и нервов положено. Нет, так просто она его от себя не отпустит. Не на ту напал! Вот пусть сначала разведется и женится.
* * *
На следующий день, проводив Лену на работу, Катя заблаговременно сложила в сумочку и ключи, и телефон, и запасной памперс для Тонечки, и даже кипяченой воды налила в бутылочку заранее. Все, хватит. На молоке, как говорится, обжегшись… Пора приступать по-настоящему к обязанностям няньки, хватит пугать и без того насмерть перепуганную новыми своими обстоятельствами Леночку. Так и не удалось ей вчера с ней пошептаться – посиделки со Светой затянулись до глубокого вечера, пока у всех не начали сами собой слипаться глаза. Катя кое-как до своей раскладушки и добралась. Вот уж сегодня вечером они с Леночкой наговорятся всласть.
Однако и вечером разговора не получилось. Вернее, разговор был, конечно, но совсем, совсем не такой, какого хотелось бы Кате. А всему виной эта противная Вероника Владимировна – Ленина обожаемая свекровушка, – черт ее принес в самое неподходящее время. Очень неприятная особа. Похожа на старую ее школьную учительницу черчения – такая же скрипуче-злючая, как ржавый циркуль… И имечко у нее такое же вредное – язык сломаешь, пока выговоришь. Только-только Ленка с работы пришла – бледная, усталая, с провалившимися измученными глазами, – а она уж тут как тут. Только ее и ждали будто.
– Елена, я хочу поговорить с тобой очень и очень серьезно! – с порога начала вещать свекровь чеканящим, словно отдающим военный приказ голосом. – Мне совершенно не нравится, что ты оставляешь детей с этой малолетней девчонкой! Что это такое? Ты же мать, в конце концов! Как же это можно? Я чуть с ума не сошла, когда днем сюда позвонила.
– Но мне же работать надо, Вероника Владимировна, – опешив от такого резкого натиска, растерянно развела руки в стороны Лена. – Кто ж нас всех кормить теперь будет?
– Это ты на что намекаешь, интересно? – протянула свекровь, прищурив глаза. – На своего мужа-подлеца, что ли? А кто виноват в случившемся, ты не подумала?
– А кто виноват? – снова опешила Лена.
– Да господи! Ты же сама и виновата! Хорошая жена, между прочим, в первую очередь про мужнину карьеру думает, а потом уж детей заводит! А ты ему что? Не успели дети из одних пеленок вылупиться, ты ему тут же следующего ребенка преподнесла! Опутала его семейными проблемами, бытовыми трудностями, тяжелой ответственностью. Вот он и сбежал! Так что ты сама, только сама во всем виновата, Леночка. И не ссылайся теперь на Толика. Он что – он материально помогать будет, конечно… А твое теперь главное дело – дети! Ты же мать! Вот чем ты их кормишь, интересно?
Свекровь важно прошествовала на кухню, по-хозяйски заглянула в холодильник. Лена шла за ней, понуро опустив плечи. Взгляд ее был загнанным, устало-равнодушным, словно вобрал в себя все неудавшиеся попытки к какому-либо сопротивлению. Катя, держа Тонечку на руках, вошла было с возмущенным лицом на кухню, но Лена только рукой ей махнула – уйди, мол, от греха подальше.
– Так, что тут у вас? – продолжила свою инквизиторскую инспекцию Вероника Владимировна. – Сыр жирный… Творог… А сосиски самые дорогие куплены! Ты совсем не экономишь, Елена!
– Так для детей же.
– Ну и что? Дорогое – не значит хорошее! И вообще – тебе надо научиться все, все тщательно учитывать! Распределять продукты, распределять деньги, чтоб хватило надолго. А творог можно готовить самой, это значительно дешевле получится.
Катя, не выдержав напряжения – так ей хотелось сказать вслух, что она обо всем этом думает! – от души хлопнула, выходя, кухонной дверью, заставив Веронику Владимировну резко вздрогнуть.
– О боже… Какая несдержанная, грубая девочка, эта твоя сестра. И ты с ней оставляешь детей! Ты вообще думаешь, что творишь, Елена? Ты видишь, что ей еще самой в куклы играть надо? Нет, это ужас, ужас… В общем, отправляй ее немедленно обратно и займись своими прямыми обязанностями. Ты же мать! Как у тебя сердце не разрывается, когда ты на работе сидишь?
– Разрывается, Вероника Владимировна, – тихо, будто про себя, произнесла Лена. – Еще как разрывается. Только Толик, уходя, мне денег почти совсем не оставил.
– Ну конечно же, Толик у тебя во всем виноват! Что ж, я так и знала… Увидеть настоящие причины с тобой произошедшего ты просто не способна, видимо, – вздохнула она, медленно выходя из кухни в маленький коридорчик. – Очень жаль, Леночка. Очень жаль… Я, конечно, буду приходить помогать тебе, это же и мои внуки. Надо срочно учить тебя экономно вести свое хозяйство, например. Завести тетрадь приходов и расходов. Осторожно обращаться с деньгами.
В прихожую, стуча маленькими пятками, выбежали Сенька с Венькой, обхватив мать с обеих сторон, уставились весело на бабушку.
– Ну что ж, ладно, дети, оставайтесь. Бабушка пошла домой, – наклонилась к ним Вероника Владимировна. – Ведите себя хорошо! Я завтра приду вечером, проверю.
– Это что, она каждый вечер нас грызть будет? – с ужасом уставилась Катя на Лену, когда за свекровью закрылась дверь. – Как ты ее терпишь, Леночка? Да на мой бы характер… Да я бы ее в два счета отсюда!
– Да ладно, Катюшка, не ворчи… – устало махнула рукой Лена, без сил валясь на диван. – Она же им бабушка, не посторонняя какая тетка. Как же я могу ее выгнать?
Венька с Сенькой тут же взгромоздились на материнские худые колени, обхватили Лену за шею, борясь каждый за свое пространство. И Тонечка запрыгала у Кати в руках, потянула к матери пухлые ручки.
– Кать, ты не держи ее на руках все время – пусть сама ножками ходит! А то вообще разучится.
– Ой, Лен, да я боюсь! А вдруг не услежу? Упадет, лоб себе разобьет.
– Да ну… Сама-то ты не помнишь, как бегать начала? Мы с Соней тебя спать уложили, сидим, чай пьем. А ты вдруг в дверях нарисовалась с улыбкой. Сама из кроватки выползла, сама на ножках на кухню притопала.
– Ленк, ты мне зубы не заговаривай! Ты на вопрос отвечай – так и будешь пожизненно терпеть эту мымру?
– А что делать, Кать? Буду, конечно. Должна ведь у детей бабушка быть хоть какая-то! Раз отца не будет – пусть хоть бабушка будет.
– Да какая она, к лешему, бабушка, Ленка! – снова разгорячилась Катя, от волнения проглатывая окончания слов. – Ты что, не видишь, что она к тебе сюда просто оторваться приходит? Громкий командный голос вырабатывает? И каждый вечер так теперь приходить будет. Тебе это надо?
– Ну что делать, Кать? Да, она такая…
– Да, такая! Она сюда идет экономии тебя учить, а хоть один йогурт мальчишкам принесла? Хоть десять минут с ребятами поговорила? Хоть на секунду Тонечку на руки взяла? Да пойми – не внуки ей нужны, ей твоя слабохарактерность нужна, чтоб грызть тебя изо дня в день с огромным удовольствием.
– Нет, Катька, не права ты. Любые отношения разорвать легко, это можно в одну секунду сделать. А вот сохранить их в сложившихся обстоятельствах… Да и все равно – детям необходимо общение с бабушкой. Ты маленькая еще, Катька, многого просто не понимаешь.