Хорошо, Сонни?
Наконец Пер Воллан поймал взгляд парня. Этот взгляд почти ничего не сказал о том, что происходит в его голове, но священник был совершенно уверен, что Сонни Лофтхус выполнит инструкции. Он не скажет ничего лишнего ни следователям, ни прокурору. Просто ответит своим высоким мягким голосом «да» на вопрос, признает ли он свою вину. Потому что, как бы парадоксально это ни звучало, Воллан иногда замечал сосредоточенность, волю, инстинкт выживания, отличавшие этого наркомана от других, постоянно плывущих по течению, не имеющих никаких планов, неуклонно движущихся к концу. Эта воля могла проступить во внезапно просветлевшем взгляде, в вопросе, свидетельствовавшем о том, что он все время был здесь, все слышал и понимал. Или даже в том, как он внезапно вставал, соблюдая координацию, баланс и гибкость, не присущие другим наркоманам со стажем. Однако в иные моменты, вот как сейчас, невозможно было сказать, понимает ли он хоть что-нибудь.
Воллан заерзал на стуле:
– Конечно, это означает, что несколько лет у тебя не будет новых отпусков. Но ведь тебе и так не нравится жизнь за стенами тюрьмы, правда? А теперь ты и море увидел.
– Не море, а реку. Это был муж?
Священник вздрогнул, как бывает, когда черная поверхность воды перед тобой внезапно начинает волноваться.
– Не знаю. Тебе это важно?
Ответа не последовало. Воллан вздохнул. К горлу снова подступила тошнота. Она постоянно приходила и уходила. Наверное, надо записаться к врачу и обследовать свое тело.
– Не думай об этом, Сонни. Важнее всего то, что на воле таким, как ты, целый день надо охотиться, чтобы раздобыть себе дозу. А здесь он позаботится обо всем. И помни, что время идет. Когда срок давности по предыдущим убийствам пройдет, ты не будешь представлять для них никакой ценности. А с этим убийством ты продлишь себе жизнь.
– Это был муж. Он богатый?
Воллан указал на Библию:
– Там описание дома, в который ты залез. Большой дом с разными наворотами. Но сигнализация, призванная охранять богатства, не была включена, даже дверь была не заперта. Фамилия Морсанд. Судовладелец с повязкой на глазу. Может, видел его в газетах?
– Да.
– Правда? Не думал, что ты…
– Да, я убил ее. Да, я прочитаю, как я это сделал.
Пер Воллан вздохнул:
– Хорошо. На некоторые детали того, как ты это сделал, необходимо обратить внимание.
– Ладно.
– Ей… отрезали верхушку черепа. Ты, вероятно, воспользовался пилой, понимаешь?
После этих слов наступила продолжительная тишина, и Пер Воллан уже начал подумывать, не наполнить ли ее звуками рвоты. Да, лучше блевотина, чем те слова, что вылетали из его рта. Он посмотрел на молодого мужчину. Что за факторы определяют, какой будет жизнь человека? Цепь случайных происшествий, над которыми он не властен, или космическая сила, тянущая жизнь в нужном направлении? Пер Воллан снова подергал новый, на удивление жесткий воротничок рубашки, подавил приступ тошноты, взял себя в руки и подумал о том, что стояло на кону.
Он поднялся:
– Если тебе понадобится связаться со мной, то я пока живу в пансионе на площади Александра Хелланда.
Священник поймал вопросительный взгляд парня.
– Это временно. – Он хихикнул. – Жена выгнала меня из дома, а я знал людей из пансиона, так что…
Он оборвал себя на полуслове. Священник понял, почему столько заключенных приходило к парню, чтобы выговориться. Дело было в тишине. В засасывающем вакууме, окружающем человека, который только слушает, не реагируя и не осуждая. Который, ничего не делая, вытягивает из тебя слова и тайны. Воллан пытался делать то же самое как священник, но заключенные как будто чуяли, что у него есть план. Они не знали какой, но были уверены, что, проникнув в их тайны, он достигнет какой-то цели.