Я – твой сон - Грановский Антон

Евгения Грановская, Антон Грановский

Я – твой сон

© Грановская Е., Грановский А., 2015

© ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

На стенке, горделиво-горячи,

Стараясь быть кто ярче, кто умнее,

Плясали разноцветные лучи,

Хвалясь оригинальностью своею…

Но если, всю мозаику лучей

Собрав, смешать в посудине одной,

То выйдет свет, что людям всех нужней:

Как раз вот этот скромный свет дневной.

Эдуард Асадов, «Дневной свет»

Часть первая

Шахта

1

В лесу стремительно темнело. Еще от силы час, и сумерки сменятся ночью – страшной, непроглядной, пахнущей гнилыми деревьями и сырой, заболоченной землей. Два человека, пробираясь по лесу, понимали это и не скрывали отчаяния, потому что здесь, в чащобе, его не от кого было скрывать. Кроме, разве что, самих себя.

– Погоди… – прохрипел один, ухватившись рукой за дерево и шумно переводя дух. – Погоди… Я больше не могу.

Обессиленные пальцы соскользнули с влажного ствола, и человек, долговязый, худой, рухнул на мягкую мокрую землю. Второй, коренастый крепыш, тоже остановился возле дерева, оперся на ствол плечом. На другом плече у него висела спортивная сумка. Крепыш хотел ответить, но сразу не смог – не было сил.

– Ладно… – сказал он после паузы. – Устроим привал.

Он оттолкнул от себя дерево и тяжело опустился на землю. Около минуты оба молчали, пытаясь восстановить дыхание и силы. Их лица были почти черными от грязи, и на этих черных лицах, как глянцевитые жуки, спрятавшиеся в извивах древесной коры, тускло поблескивали глаза.

Первым молчание прервал худой.

– Чекан! – хрипло окликнул он товарища.

– Чего? – устало отозвался тот.

– Чекан, кажется, мы ходим по кругу!

В голосе худого послышались нотки ужаса. Он смотрел на что-то – за спиной у крепыша.

Коренастый Чекан проследил за его взглядом и обернулся. Глаза его выкатились из орбит от изумления, когда он увидел разинутый, как пасть великана, зев заброшенной рудной шахты, чернеющий метрах в пятидесяти от него.

– Снова эта шахта! – с отчаянием, почти плача от беспомощности и страха, воскликнул долговязый. – Мы ходим по кругу! Черт!

Долговязый ударил кулаком по земле, на глазах у него заблестели слезы.

– Не скули, – хрипло осадил его Чекан. – Выберемся.

– Как? – всхлипнул долговязый. – Мы не жрали два дня! Сил больше нет!

– Говорю – не скули! Дай собраться с мыслями.

– А моя порезанная нога? – продолжил ныть худой. – Черт, да я и ста метров больше не пройду!

– Заткнись! – рявкнул Чекан.

Худой испуганно замолчал. Левая нога его была обмотана тряпками от ступни до колена. И тряпки эти стали черными от грязи и засохшей крови. Наконец Чекан разлепил губы и проговорил:

– Жрать охота – сил нет. Аж перед глазами все плывет.

– Может, кору пожуем? – тихо и сипло пробормотал худой. – Звери ведь жуют…

– Жевали уже, – Чекан поднял руку и посмотрел на часы. – Надо идти. Поднимайся.

Он встал первым. Потом протянул руку своему спутнику, а когда тот взялся, попытался поднять его с земли. Но худой разжал пальцы и снова рухнул на землю.

– А-а! – жалобно вскрикнул он, схватившись руками за перемотанную ногу.

– Тише! – грубо оборвал его Чекан. – Не ори!

– Бо-ольно, – проплакал худой. – Не могу идти. Даже стоять не могу.

Крепыш задумчиво посмотрел на вытянутую ногу худого.

– Ты же меня не бросишь? – испугался вдруг тот. – Чекан, ведь не бросишь?

– Не скули, не брошу, – сухо проговорил Чекан. Он перевел взгляд на черный зев шахты. Подумал о чем-то и сказал: – Где-то рядом должно быть жилье. По любому.

– Шахта-то старая, – унылым, дрожащим от сдерживаемых слез голосом возразил худой. – Может, ее уже лет пятьдесят никто не обслуживает. Тогда тут и людей нет.

Чекан хотел что-то ответить, но покачнулся, словно стал терять сознание, однако мгновенно взял себя в руки и, стиснув зубы, с силой провел ладонью по лицу, как бы сдирая паутину усталости.

– Ты… чего? – просипел худой.

– Слабость, – хрипло ответил Чекан. – Это от голода. – Он замолчал, еще немного подумал и сказал: – С сумкой мы до жилья не дойдем. Тяжело. Надо оставить деньги здесь.

– Здесь? – удивился худой.

– Да. Место приметное. Потом вернемся.

Худой посмотрел на крепыша с удивлением.

– Чекан, ты не понял, – тихо сказал он. – Дело не в сумке. Я не могу больше идти. Просто не могу, понимаешь?

Крепыш снова задумался.

– Оставить тебя одного я не могу, – проговорил он, поглядывая на худого странным, холодным взглядом. – Тебя здесь найдут. А не найдут, так зверюги слопают. И с собой я тебя взять тоже не могу.

– Погоди… – губы худого задрожали, во взгляде промелькнул испуг. – Ты на что намекаешь?

Коренастый молча вынул из кармана нож и двинулся к худому.

– Ты чего?! – испуганно заорал тот. – Чего ты?

Чекан быстро опустился рядом с ним на колени. Выщелкнул из ножа лезвие и сказал:

– Прости, так будет лучше.

– Что…

Договорить худой не успел, Чекан ударил его ножом в левый бок, вогнав лезвие по самую рукоять. Затем выдернул нож. Хлынувшая из раны кровь блеснула в свете восходящей луны.

Несколько секунд Чекан смотрел на эту кровь обезумевшим от голода, звериным взглядом, а потом отбросил нож в сторону, резко нагнулся и приник к ране губами.

2

Восемнадцатилетняя Аня Родимова поставила чашку с чаем на стол и посмотрела на красивое, насмешливое лицо подруги Инги, сидящей напротив.

– Инга, я давно хотела тебе сказать… – она осеклась, подбирая слова, и чуть покраснела.

– Что? – подбодрила Инга, весело глядя на Аню из-под черной челки блестящими карими глазами.

– Я… благодарна тебе за нашу дружбу. – Аня откинула со лба белокурую прядку и договорила, чуть смущаясь: – До тебя у меня никогда не было подруг.

Инга насмешливо дернула уголком губ:

– Да ладно тебе.

– Нет, правда. Люди побаиваются мою бабушку, а заодно и меня считают какой-то… ненормальной.

– Ты нормальная, – заверила Инга. – И не слушай всяких дураков. А вот насчет твоей бабушки… – Она передернула острыми плечиками. – Знаешь, тут я полностью согласна с нашей деревенщиной. Она ведь у тебя и правда ведьма. Скажешь нет?

– Ведьм не бывает, – с улыбкой сказала Аня. – Моя бабушка просто травница. Иногда, конечно, шепчет заговоры, но главное в ее лечении – травы. Она как доктор. Помогает людям, лечит их. И никакого колдовства тут нет.

– Да уж, лечит! – фыркнула Инга. – Кого лечит, а кого калечит. – Она глянула в окно избы и вдруг напряглась. – О, а вот и твоя бабушка идет. Легка на помине.

Инга залпом допила чай и поставила чашку на стол.

– Я пойду, – заторопилась она. – Твоя бабушка меня явно недолюбливает, а я не хочу искушать судьбу. Еще превратит меня в жабу!

Аня сдвинула брови и проговорила с досадой:

– Инга, подожди…

Но подруга уже вскочила из-за стола и кинулась к двери. Сунула ноги в туфельки, и тут дверь открылась. На пороге появилась бабушка Маула, бодрая, высокая, сухая семидесятилетняя женщина, которую, несмотря на глубокие морщины, трудно было назвать старухой. Голубые глаза ее блестели чистым, ясным светом, большой рот был строго сжат, а реденькие брови навсегда сошлись над переносицей.

– Здрасьте, баб Маула! – быстро проговорила Инга, махнула Ане рукой и ужом скользнула мимо бабушки.

Старая Маула вошла в избу и прикрыла за собой дверь. Аня поднялась со стула и собрала грязные чашки, ложки и вазочку из-под клубничного варенья. Маула сняла галоши и протопала в толстых шерстяных носках к дивану. Присела, устало перевела дух. Посмотрела, как Аня хлопочет возле умывальника.

– Я хотела с тобой поговорить, – сказала старая Маула внучке.

Голос у нее был негромкий, но глубокий, властный. Аня обернулась.

– Бабушка, может, не сейчас? Я еще посуду не домыла.

– Посуда подождет. Присядь.

Бабушка легонько ударила ладонью по дивану рядом с собой. Аня вытерла руки о передник, подошла к дивану и присела рядом с бабушкой.

– Ну? – мягко проговорила она.

– Тебе уже восемнадцать лет, – изрекла бабушка таким тоном, будто выносила приговор. – Ты вполне взрослая, чтобы зарабатывать деньги.