В качестве условия — пустяк, для тебя малозначащий, — раздел миллионов и драгоценностей. Идет?
Он наклонился к барону и внушал ему это с неодолимой энергией. Тот прошептал:
— Начинаю понимать. Это шантаж.
— Шантаж или нет, называй как хочешь, любезный, — надо поступать так, как я решил. И не думай, что в последнюю минуту я сломаюсь. Не говори себе: «Это джентльмен, которого страх перед полицией заставит призадуматься. Если я рискую, отказывая ему, он тоже рискует — ему грозят наручники, камера, все беды мира, ибо на нас обоих идет травля, как на диких зверей». Ошибка, господин барон. Я всегда сумею выпутаться. Так что речь теперь единственно о тебе. Либо — все пополам, либо — эшафот. Идет?
Резкое движение. Барон высвободился, выхватил револьвер и выстрелил.
Но Люпэн предвидел нападение, тем более что черты барона утратили свою уверенность и постепенно, под воздействием страха и ярости, приняли свирепое, почти скотское выражение, которое свидетельствовало о приближении до сих пор сдерживаемого взрыва.
Барон выстрелил дважды. Люпэн вначале отскочил в сторону; затем бросился ему под ноги, схватил и опрокинул. Резким усилием барон снова высвободился. Противники схватились врукопашную; борьба стала жестокой, упорной, яростной.
Вдруг Люпэн почувствовал боль на уровне груди.
— Ах, проклятый! — заорал он. — Так было с Лаверну! Булавка!
Он в отчаянном напряжении скрутил барона и схватил его за глотку, побеждая, окончательно овладевая положением.
— Болван! Не раскрой ты свои карты, я мог бы еще отказаться от партии. У тебя, черт тебя побери, такое честное лицо! А какие мускулы, господи! Был момент — я уже подумал… Но теперь ты в моих руках. Давайте, друг мой, свою булавку… А теперь — улыбочку… Ну нет, это просто гримаса, может быть я слишком вас прижал? Мсье может и дуба дать? Спокойно, спокойно… Теперь — веревочку на запястья… Вы позволите?.. Боже, какое между нами теперь согласие! Я просто тронут!.. Сказать по правде, у меня к тебе возникает настоящая симпатия… А сейчас, братец, мой, внимание! Прошу тысячу раз прощения!
Он наполовину выпрямился и изо всех сил нанес барону сокрушительный удар под диафрагму. Тот захрипел, потерял сознание, затих.
— Вот к чему приводит отсутствие логики, милый друг, — сказал Люпэн. — Я предлагал тебе целую половину твоих богатств. Теперь ты не получишь ничего… если только что-нибудь выпадет на мою долю. Так что главное — в этом. Куда этот сукин сын спрятал свои деньжонки? В этот сейф? Черт возьми, найти будет нелегко. К счастью, впереди у нас — целая ночь…
Он обшарил карманы барона, взял связку ключей; убедившись в том, что чемодан, спрятанный за портьерой, не содержит драгоценностей и бумаг, он направился к несгораемому шкафу.
Но в эту минуту остановился: где-то слышался сильный шум. Слуги? Невозможно, их мансарды находились на самом верху здания. Он прислушался. Грохот доносился снизу. И он вдруг понял: услышав оба выстрела, полицейские ломились в парадную дверь, не ожидая более утра.
— Дьявольщина! — воскликнул он, — я попался! Эти милые господа являются в ту минуту, когда мы должны были пожать плоды наших добросовестных трудов! Спокойно, спокойно, Люпэн, сохраняйте хладнокровие. В чем задача? За двадцать секунд открыть несгораемый шкаф, запоры сейфа, секрет которых тебе неизвестен. Потерять голову из-за такого пустяка? Давай, надо только найти секрет. Сколько же букв в этом слове? Всего четыре?
Он продолжал размышлять, разговаривая, но также слушая передвижения, происходившие снаружи. Заперев на два оборота дверь в прихожую, он вернулся к сейфу.
— Четыре цифры… Четыре буквы… Четыре буквы… Кто мог бы, черт возьми, малость подсобить? Самую малость? Кто?.