Гульд (обходя кабинет). Ага, один из старых знакомых появился снова на свет божий.
Макферсон (подходя и рассматривая фотографию Муссолини). Да. Ну что ж? С тех пор как беднягу повесили вверх ногами в Милане, он, безусловно, мертв. А мертвым я не помню зла. Он подписал мне ее, когда я был у него в тридцать третьем году в его дворце в Риме. Посмотрите, какой автограф. Один из лучших в моей коллекции.
Гульд. А берлинский джентльмен пока еще в сейфе?
Макферсон. Пока – да. Ходят слухи, что он жив. Его еще рано вешать.
Гульд. По-моему, уже можно.
Макферсон. Нет, рано.
Гульд. Вы слишком робко смотрите в будущее. Это ваш единственный недостаток.
Входит Престон.
Престон. Я пришел. Здравствуйте. Здравствуй, Джек.
Гульд. Здравствуй.
Макферсон. Что у вас сегодня о России, Билль?
Престон. «Юнайтед Пресс» дало нам пятьдесят строк Харнера «Русские в Вене». Харнер хвалит русских. Не знаю, давать ли.
Макферсон. Непременно дайте. В противоположность Херсту, мы сохраняем объективный стиль информации. Дайте на шестнадцатой странице, не раньше. А что еще?
Престон. Статья Виппмана о планах русской экспансии и еще пять-шесть информаций в том же духе.
Макферсон. Давайте все. Мы объективны. Виппмана на первую страницу, остальное – не дальше шестой. Что еще?
Престон. Еще? Бредовое сообщение итальянцев о появлении русских летчиков в Эритрее. Но это абсолютно несолидный бред.
Макферсон. Давайте его на первую страницу с шумным заголовком.
Престон. Русские завтра же дадут опровержение.
Макферсон. Ну что ж, мы поместим его на двадцатой странице. Пять строк. Они пишут короткие опровержения. Заметку прочтут миллионы людей, а опровержение – десять тысяч.
Престон. Это мне не нравится.
Макферсон. Что?
Престон. Вы вмешиваетесь в работу моего отдела. Я привык его вести сам.
Макферсон. Простите. Вы правы, Билль, и я очень жалею. Но вы перестали меня понимать.
Престон. Мне казалось, что месяц назад я вас понимал. Вы переменились за этот месяц.
Макферсон. Конечно, переменился. Это вам и предстоит понять. Ну, желаю успеха.
Престон. До свиданья. (Выходит.)
Гульд. Через три минуты придет Смит.
Макферсон. Да. Ну что ж, я думаю, ему придется согласиться. Тридцать тысяч за серию статей и книгу с гарантированным тиражом. Честное слово, если бы она не нужна была мне до зарезу перед выборами в конгресс, я бы не дал ему больше пятнадцати. Согласится. Его дела слишком плохи. Он полгода не писал и не получал ни доллара.
Гульд. А почему он не писал?
Макферсон. Я получил от него два письма: с Окинавы и из Японии. Послевоенное помешательство. Он думал, что со дня подписания мира всюду начнут порхать голуби и цвести розы. А мир остался таким же, каким был. Это вывело его из равновесия. Он заявил мне, что не может писать, пока не поймет, что происходит в мире. Ничего, поедет.
Гульд. Он собирается жениться на Джесси.
Макферсон. Вот как! Теперь понимаю. Ну что же, печально, но хорошо. Поедет. Джесси не такая женщина, чтобы выйти за нищего.
Входит Смит.
Смит. Здравствуйте, шеф. Здравствуй, Джек.
Рукопожатие.
Макферсон. Садитесь, Гарри.
Смит. Сел. Нескромный вопрос: зачем вы меня так срочно вытащили? Меня прошлой ночью так трясло над Тихим океаном, До сих пор болят все кишки.
Макферсон. Боюсь, что теперь вам придется трястись над Атлантическим.
Смит. Что вы мне предлагаете?
Макферсон. Россию.
Смит. Россию? Последний месяц меня мучила бессонница, и я вдруг, впервые в жизни, стал читать на ночь нашу уважаемую газету. Судя по вашему новому политическому курсу, вам, пожалуй, нет смысла посылать в Россию именно меня.
Макферсон. Во-первых, благодарю вас за то, что вы наконец стали читать мою газету. А во-вторых, я думаю, что при моем новом курсе именно вам и надо поехать в Россию.