Эбби еще раз вздохнула.
– Сделай мне одолжение. В следующий раз, когда я скажу, что разберусь с ситуацией, не лезь, пожалуйста! Мне все равно, чему учила тебя твоя мама-южанка.
– Напомнить тебе, что как раз твои слова «я сама разберусь» стали причиной проблемы? Конечно, если ты не подразумеваешь под «разобраться» – это дать возможность своему бывшему бойфренду вытащить тебя на улицу. Именно это он и собирался сделать.
Вспомнив хватку Уоррена на своей руке, Эбби содрогнулась. К сожалению, Хантер был прав. Она просто не могла себя заставить поблагодарить его. Пока нет.
– Ну, после встречи с судьей мне не придется больше беспокоиться об Уоррене. Ничего не объяснит ему более доходчиво, что мы расстались, чем судебный запрет.
– Я удивлен, что ты раньше не обращалась в суд, – заметил Хантер.
– Не думала, что мне это понадобится.
Почему скамьи в здании суда такие неудобные?
Из-за того, что было тесно, Эбби и Хантеру приходилось сидеть вплотную друг с другом. Хотя именно Хантер с его крупной фигурой занимал слишком много места. Его нога была тесно прижата к ее ноге. И Эбби чувствовала, как его куртка задевает ее рукав при каждом его вздохе. Жар, разгоравшийся в теле, выбивал ее из равновесия. Эбби постаралась отодвинуться немного, но ничего не вышло. Куда бы она ни переместилась, там был Хантер, его крепкое, поджарое тело, тесно прижатое к ней.
Это какое-то сумасшествие. Она находилась в здании суда, в конце концов, подавая заявление на судебный запрет. Закутавшись в кардиган, Эбби встала, вздрогнув, когда одежда задела ее синяки и ссадины.
– Как твоя спина? – спросил Хантер.
Сказать правду? Ее спина горела при каждом движении, а головная боль терзала виски.
– Бывало и хуже.
– Ты всегда так плохо врешь?
Глаза Эбби сузились.
– А что я еще могу сказать? Я совершенно выбита из колеи.
Разве можно было ее в этом винить? Слишком много всего произошло за очень короткое время. Эбби требовалась перезарядка. Она отошла на другую сторону коридора и прислонилась к стене, чувствуя горячую благодарность за дополнительное личное пространство.
Хантер сидел на скамье, упершись локтями в колени. Эбби была так зла на него, что не обратила внимания, насколько уставшим он выглядел.
– Почему ты все еще здесь? – спросила она, озвучив мысль, которая волновала ее все это время. – Полиция тебя отпустила пару часов назад.
– Я уже столько времени здесь провел. Хочется все-таки увидеть, чем дело закончится.
Эбби почувствовала себя еще более неловко. Она провела пальцами по волосам, убирая выпавшие пряди с лица.
– Я думала, ты не из разряда спасателей.
– Конечно нет. Но и не из тех, кто бросает дело на середине пути.
– Так вот, значит, как ты меня воспринимаешь? Как неоконченное дело?
– Не тебя, а твоего тупицу-бойфренда, – ответил Хантер. – Как ты вообще могла с ним связаться?
Этот же вопрос Эбби задавала себе уже миллион раз и так и не нашла ответа.
– Он был другим, когда мы встретились. Он покупал мне подарки. Водил в разные места. Вот я и повелась. – Она физически чувствовала взгляд Хантера на себе, чувствовала, что он ждет продолжения. – Ты должен понять. Я не привыкла к хорошему отношению. Или к вниманию, – добавила она, крутя пуговицу. – Ну да, бывало, он выходил из себя изредка, но потом всегда очень искренне сожалел об этом. Разве не так бывает во всех обычных семьях?
Хантер вопросительно изогнул бровь.
– Мне было всего девятнадцать лет. Что я могла знать?
Что Эбби беспокоило во всей этой истории, так это как быстро она превратила Уоррена в центр своей вселенной. Все, что она делала последние годы, было для него. Ради его настроения, ради его желаний. Она позволила себе раствориться в нем. И это стало ее самой большой ошибкой. А все потому, что он мог быть милым.
– Звучит глупо, правда? – обратилась она к Хантеру, но с таким же успехом могла беседовать сама с собой.
Фотограф даже не пошевелился, только опустил взгляд в пол. Эбби очень хотелось посмотреть в его глаза, понять, что он обо всем этом думает. Но разве мог вообще такой человек, как Хантер, понять ее?
– Я взял себе за правило никогда и никого не судить, – произнес он, изучая свою ладонь.
– Правда?
Хотя его взгляд все еще был направлен в пол, Эбби заметила, как нерв на его щеке дернулся.
– Я приучил себя не строить никаких предположений относительно чего-либо. Или кого-либо.
– Был плохой опыт?
Хантер поднял глаза, и Эбби была шокирована тем, каким закрытым стало его лицо. Будто стальная завеса опустилась на его глаза.
– Можно и так сказать.
Эбби прекрасно знала этот тон. Напряженно, немногословно. Он не хотел говорить на эту тему. Это ее историю они здесь обсуждали, не его.
– В конце концов я все же пришла в себя, – продолжила она, – и однажды, когда он был на работе, взяла деньги, отложенные на бакалейную лавку на ближайшие три месяца, и ушла от него. – Конечно же, это была не вся история. Далеко не вся. К таким решениям не приходят за одну ночь. Однако Эбби и так уже сказала достаточно. Не только Хантер не хотел обсуждать все это. – Но я даже представить не могла, что буду сидеть тут.
– Ты все еще любишь его?
– О боже, конечно же нет! – воскликнула она, удивленная тем, с каким жаром произнесла эти слова. – Чувства умерли уже давным-давно. Я тебе вот что скажу. Шесть лет назад я бы ни за что не поверила, что все закончится судом.
– Значит, дорогая, нас уже двое.
Дверь в кабинет судьи открылась, не давая возможности Эбби ответить.
– Судья ждет вас, мисс Грей, – сообщила женщина в форме.
Наконец-то. Эбби посмотрела на Хантера, надеясь на какое-нибудь чудо.
– Пора выкинуть Уоррена из моей жизни раз и навсегда, – сказала она, стараясь придать голосу решительности. И, дойдя до двери, добавила себе под нос: – Жаль только, что для этого пришлось оказаться здесь.
«Мне тоже», – подумал Хантер, следуя за ней в зал суда.
Существовала тысяча способов провести сегодняшний день гораздо лучше. Эбби была права: Хантеру не нужно здесь находиться.
Если бы он не ударил Уоррена, тот не заявил бы в полицию. Но камера была для Хантера как ребенок, черт возьми! Что еще ему оставалось делать? Дать этому придурку раздолбить ее?
И конечно же эта внезапная вспышка гнева Хантера случилась только из-за его оборудования и абсолютно не была связана с тем, как негодяй обошелся с Эбби. Хантер пытался убедить себя в этом весь день.
Что с ним случилось? Его заботой было ловить моменты и запечатлевать их на пленку, а не участвовать в происходящем самому. И чем все закончилось? Он уже два дня пытается изображать героя.
Процесс в кабинете у судьи пошел на удивление быстро. Тут Хантер должен был отдать должное Эбби. Было непросто отвечать на одни и те же вопросы снова и снова. Судя по ее позе, она пострадала гораздо сильнее, чем показывала, но выдавали ее только пальцы, нервно теребившие край кофты. Хантер обнаружил, что очень хочет сжать руку Эбби и успокоить ее.
У судьи ушло не больше десяти минут на то, чтобы согласовать ее заявление и выписать временный ордер. Кто-то из людей шерифа сегодня вечером проследит за тем, чтобы Уоррен был ознакомлен с документом. Хантер заметил, как расслабились плечи Эбби, когда она услышала это.
– Поздравляю! – сказал он, когда они встретились у двери.
– Ты говоришь так, будто я выиграла в лотерею.
– Но ты избавилась от бывшего.
Однако она совсем не чувствовала облегчения, и Хантер не преминул это отметить.
– Не говори ерунду! – воскликнула Эбби, наградив его возмущенным взглядом. – Это просто… Я чувствую себя идиоткой из-за того, что купилась на его притворство.
– Это случается и с лучшими из нас.
Она глянула на него краем глаза:
– Значит, и с тобой такое было?
– Значит, что ты, вероятно, не единственная, кого Уоррен обвел вокруг пальца.
Двери лифта открылись, и они вошли внутрь. Хантер тут же прошел вглубь. Он слишком хорошо понимал то, что произошло с Эбби.