Отныне никто уже не мог отмахнуться от нацистов как от шумного и вздорного меньшинства в парламенте. Стало ясно, что их движение получило широкую поддержку во многих областях Германии. Каждому немцу предстояло определить свое отношение к этому странному ефрейтору, австрийцу по рождению, который делал пробор справа, говорил на баварском диалекте, доходил до исступления во время публичных выступлений и сделал претенциозное приветствие «Хайль Гитлер!» обязательным для 6,5 млн своих приверженцев, а затем и для всей нации, составляющей 65 млн.
Самозваный фюрер, то есть лидер, доказал свое политическое чутье даже названием, которое он дал основанной им партии: национал-социалисты. Блестящее соединение контрастных, взаимоисключающих понятий! Оно сразу привлекло внимание всех классов общества и всех политических групп.
Гитлер предложил идею, привлекающую всех, кого не удовлетворял интернационализм двух главных левых партий. Среди этих примитивных патриотов были миллионы военных ветеранов. К ним он обращался особо: «Я один из вас. Как и вы, я сражался в окопах. Я не из высших чинов, а такой же солдат, ветеран, как и вы. Я – неизвестный солдат».
«Может, он поймет наши проблемы лучше, чем интеллектуалы и аристократы, которые правили нами до сих пор, – думали многие. – Ведь он такой же фронтовик, как и мы».
Для недовольной буржуазии у него тоже находились нужные слова: «Все наши беды происходят от Версальского договора, навязанного нам группой коварных интернационалистов, в основном евреев. Я не только аннулирую Версаль, но и очищу наше общество от предателей».
Его яростная критика Версальского договора гарантированно вызывала в слушателях взрыв безрассудных эмоций. Те же, кто считал для себя неприличным присоединяться к его шумным демонстрациям, потихоньку признавались, что отдадут свои голоса этому смелому и решительному противнику договора, подчеркивающего поражение Германии и приведшего к долговременному унижению всего народа.
Благодаря своему редкому дару угождать всем и всякому, Гитлер сумел привлечь в свой лагерь даже убежденных монархистов, никогда не одобрявших Веймарскую республику. Мне известно о его обещании и германскому принцу Вильгельму, и баварскому кронпринцу Рупрехту восстановить в стране монархию, если он придет к власти. Оба поверили его торжественному обещанию, но, как и многие другие, позднее поняли, что их попросту нагло обманули. А пока в монархических кругах поговаривали, что энергичный молодой лидер нацистской партии сможет сделать то, что оказалось не по силам дряхлому президенту-фельдмаршалу.
До сих пор основная масса населения поддерживала социал-демократов и католическую партию Центра, а также их профсоюзы – Альгемайне Дойче Геверксшафтс-Бунд (Всеобщую конфедерацию профсоюзов) и Христлихе Геверкшафтен (Христианские профсоюзы). Но неустанная гитлеровская агитация внесла разброд в ряды их лидеров.
Фридрих Штампфер, член рейхстага от социал-демократов и главный редактор газеты «Форвартс», осенью 1932 года посетил полномочного представителя Советской России в Германии Льва Хинчука. Он просил его воздействовать на германских коммунистов и убедить их присоединиться к борьбе против Гитлера. Хинчук обещал ему подумать, считая нужным прежде проконсультироваться с Москвой. Через несколько дней его секретарь по связи с прессой принес ответ: «Простите, но прежде, чем победит коммунизм, к власти должны прийти нацисты».
Исполнительный комитет социал-демократической партии направил конфиденциальный запрос Всеобщей конфедерации профсоюзов, спрашивая, не следует ли в целях предотвращения государственного переворота Гитлером объявить всеобщую забастовку, как это было успешно сделано для разгрома капповского путча против Веймарской республики в 1921 году. Ответ был следующий: тщательный анализ показал, что за время Великой депрессии примерно одна треть членов партии перешла на сторону коммунистов; еще одна треть уже марширует в колоннах под знаменами с фашистской свастикой; и только треть осталась верна идеям социал-демократии. Всеобщую забастовку проводить нецелесообразно, ибо для ее успеха необходима солидарность всех членов партии. Если же забастовка провалится, то рухнет последний бастион против рабочего радикализма – умеренных социалистов, которые пока еще занимали главное положение в профсоюзах.
Получив отказ руководства конфедерации, социал-демократы обратились с просьбой о призыве к всеобщей забастовке к профсоюзным лидерам Саксонии, считавшейся самой радикальной из земель федеративной Германии. Но и те отклонили эту идею, мотивируя тем, что при семи миллионах безработных предприниматели без труда наймут штрейкбрехеров, в результате чего ожидания, возлагающиеся на самое мощное оружие рабочего движения, окажутся иллюзорными.
Обе группы, к которым обращались социал-демократы, подчеркивали, что их сторонники не располагают никаким оружием, тогда как, судя по уличным потасовкам нацистов, по нашумевшему убийству в Потемпе[7] и дракам в пивных, они хорошо вооружены. Руководство профсоюзов считало, что борьба в столь неравных условиях равносильна самоубийству.
Для многих лидеров социал-демократов, истощенных длительным противостоянием с левыми и правыми врагами Веймарской республики, отказ рабочего движения от борьбы стал последней каплей. Упав духом, они начали приспосабливаться к фактическому положению дел. Как убежденные демократы, говорили они, мы не можем идти против воли народа. Если им нравится нацизм, пусть Гитлер попробует править страной. Согласно демократической конституции, партия, получившая большинство в рейхстаге, имеет право выдвинуть своего кандидата на пост канцлера. Если верх возьмет партия Гитлера, как истинные демократы, мы вынуждены будем смириться с этим фактом. Такое логическое обоснование позволило позднее Йозефу Геббельсу высокомерно заявить: «Мы воспользовались демократическими принципами, чтобы расправиться с самой демократией!»
Большинство социал-демократов успокаивали свою совесть примерно такими рассуждениями: «Уже через несколько месяцев станет ясно, что нацисты просто не в состоянии править страной», «Пусть Гитлер попробует руководить, скоро он кончит полным провалом» или «Эти нацисты тоже каши не сварят».
Пауль Лобе, убежденный социал-демократ, который непримиримо боролся против нацизма и одним из первых оказался в концлагере, бывший президент рейхстага, то есть его спикер, грустно и вместе с тем с иронией признавался в своих мемуарах: «Вряд ли можно сказать, что в эти недели политические партии, в том числе социал-демократическая, и профсоюзы проявляли бдительность и отвагу. По вопросу, может ли упорное сопротивление предотвратить захват власти нацистами, существовали самые противоречивые мнения. Большинство наших приверженцев ожидали активного сопротивления, но лидеры были убеждены в бесполезности кровавого противостояния. В результате все партии одинаково смирились с поражением»[8].
В разговоре со мной Пауль Лобе вспомнил в качестве характерной черты того периода, как Отто Вельс, председатель германской социал-демократической партии, надеялся, что правый «Стальной шлем» не позволит Гитлеру захватить власть, тогда как Зигфрид фон Кардорф, бывший в то время вице-президентом рейхстага от правых, возлагал надежды на то, что решительный удар по нацистам нанесет орган левых «Рейхсбаннер»![9]