Безусловно, ключевую роль в решении теоретико-методологических проблем должно играть создание определенных представлений о политическом регионе как об основном понятии, вокруг которого должна формироваться политическая регионалистика. Кроме того, проблемой является отсутствие у нашей политической регионалистики аналога в западной политической науке, что делает необходимым поиск точек соприкосновения с теми направлениями в западной политологии, которые ей наиболее близки.
В частности, западное направление научных изысканий, известное как regional science, т.е. региональная наука в буквальном переводе, или регионалистика, как ее тоже можно было бы перевести, на практике достаточно далеко от российской политической регионалистики. «Региональная наука» обычно понимается на Западе в двух своих версиях. Во-первых, как междисциплинарный диалог представителей различных социальных наук, занимающихся так или иначе региональными исследованиями и сравнениями (задачу организации такого диалога ставит перед собой Международная ассоциация региональной науки). Но сам по себе этот диалог не создает новую науку, а только способствует обмену знаниями. Во-вторых, как разновидность региональной экономики, где региональный анализ проводится, как правило, на основе количественных методов, где внимание уделяется пространственным особенностям экономики и территориальному планированию, формированию городских и региональных экономических систем [Изард, 1966]. Это направление возникло в США и связывается с именем У. Изарда, основателя Международной ассоциации региональной науки в 1954 г. Но в данном случае региональная наука – это экономическая регионалистика, а совсем не политическая, и ее методы политической регионалистике в основном не подходят.
Наиболее близким аналогом политической регионалистики из числа устоявшихся научных направлений с определенными оговорками может считаться политическая география, с которой у политической регионалистики существует множество пересечений [см. Туровский, 1999; Колосов, Мироненко, 2001; Elazar, 1999; Jones, Jones, Woods, 2004]. В теории любое политическое явление в его пространственном измерении может оказаться предметом политической географии. Власть и политика, соотнесенные с пространством, территорией, местом, исследуемые в связи с их локализацией и межрегиональными различиями, изучаются именно политической географией. Для западной науки такое понимание политической географии является широко распространенным и естественным.
В то же время политическая география и политическая регионалистика не являются синонимами. Одна из причин различий между ними связана с тем, что политическая регионалистика исторически возникла в России как политологическая субдисциплина, а не географическая, и потому в большей степени использует методы политологии и социологии, добавляя к ним методы географические. Другая причина в том, что в реальности политическая география при всем потенциале в очень разной степени использовала свои возможности на разных научных направлениях.
Остановимся на второй причине подробнее. Для политической географии особенно большое значение имеет исследование физического пространства с точки зрения его делимитации, проведения и прохождения в нем определенных границ, причем не только политико-административных. Также традиционно физическое пространство понимается политической географией как стимул и как ограничение для политической активности, что, в частности, привело к развитию геополитики, к изучению государства с точки зрения его границ и экспансии.
В последние десятилетия для политической географии важными стали новые темы, являющиеся притом реакцией на старые. Политическая география стала интересоваться не столько политическими границами, как в «старой» парадигме, сколько преодолением этих границ. Тема трансграничного взаимодействия приобрела по этой причине особое значение для политической географии, позволяя рассматривать не только государства, но отношения политических акторов разного типа, распространение по планете идей и политических изменений. Произошло преодоление априорного государствоцентризма, типичного для прежней политической географии. Одновременно с этим политическая география осваивала проблематику организации власти в государстве, что привело к появлению географии управления [Бабурин, Мазуров, 2000].
Таким образом, для политической географии имеет огромное значение тема, которая как раз для политической регионалистики главной не является, – границы в физическом пространстве, их формирование, споры по поводу этих границ и, наконец, преодоление этих границ за счет развития трансграничных взаимодействий. Кроме того, политическая география смыкается с исследованиями международных отношений и, по сути, должна уделять значительное внимание их теориям. Надо заметить, что проблематика внутригосударственного административно-территориального деления, будучи политико-географической по сути и крайне важной для политической регионалистики, в политической географии оказалась не столь развитой, как тема межгосударственных отношений в физическом пространстве.
Говоря теперь о структуре политологии, следует, на наш взгляд, выделить и обосновать два направления, каждое из которых в той или иной степени развито на Западе и составляет определенную часть российской политической регионалистики.
Первое из этих направлений будет правильнее всего назвать сравнительным федерализмом и регионализмом. На практике наибольшее развитие получил сравнительный федерализм, что связано, в частности, с тем, что такой важнейший центр развития политологии, как США, является федерацией. Для американской политической науки изучение федерализма и на своем опыте, и в сравнительной перспективе имеет огромное значение, что привело к возникновению огромного пласта соответствующей литературы [King, 1982; Elazar, 1997].
При этом в изучении федерализма возникли свои развилки. Например, с одной стороны, рассматриваться может федеративная идея, т.е. федерализм как принцип общественного устройства, который возводят к средневековым европейским теориям (прежде всего такой классик, как Й. Альтузиус [см. Althusius, 1995]) и американским авторам времен создания США. С этой точки зрения федерализм не обязательно является территориальным, т.е. предполагающим наличие административных регионов – субъектов федерации. Скорее, он предполагает объединительные процессы в обществе, формирование социальных групп на основе определенных критериев и идентификаций и складывание договорных отношений между этими группами. Эти процессы необязательно означают складывание территориальных субъектов федерации. С таким пониманием федерализма связаны, в частности, идеи экстерриториального федерализма (например, О. Бауэр и К. Реннер в Австро-Венгрии говорили о федерализме в контексте формирования этносоциальных сообществ [см.: Bauer, 2000]) и социологического федерализма, являющегося результатом стихийной, идущей снизу общественной организации [Dahl, 1983].
С другой стороны, федерализм можно рассматривать как управленческую модель, и в этой связи изучать отношения между центром и регионами, разграничение полномочий между ними и другие особенности взаимодействия. Такой менеджериальный подход к федерализму в XX–XXI вв. стал наиболее распространенным в связи с резким увеличением числа федеративных государств и отсутствием во многих из них тех идей и принципов возникновения федерализма, которые считались классическими.