Бесс опять взяла слово:
– Майкл не на шутку опасался, что Хоббеи захотят выдать Эмму за Дэвида, чтобы ее доля земли перешла к их семейству. Эти бедные дети, Хью и Эмма, всегда держались друг друга, ведь у них не было никого в целом свете, кроме моего сына, который искренне желал обоим добра. Майкл говорил мне, что Хью однажды подрался с Дэвидом, когда тот сказал его сестре нечто неподобающее. Ей исполнилось всего тринадцать лет. Дэвид был крепким мальчишкой, но Хью побил его. – Она вновь пристально посмотрела на меня. – Я сказала Майклу, что он слишком печется о Хью и Эмме и что он при всем желании не может заменить им отца и мать. А потом… – лицо ее вновь померкло, – потом дом Хоббеев посетила оспа.
Королева склонилась вперед и сочувственно накрыла ладонью руку своей бывшей служанки.
– Заболели все трое детей, – продолжила та каменным тоном. – Из страха перед заразой Майклу было запрещено посещать их комнаты. Ходить за Хью и Эммой было поручено слугам, однако за Дэвидом мать ухаживала сама: она постоянно рыдала и взывала к Богу, умоляя Его проявить милость к ее мальчику. Хотя… я и сама поступила бы так же, если бы речь шла о Майкле. – Помедлив, миссис Кафхилл полным ярости тоном проговорила: – В результате Дэвид выздоровел, даже ни единого следа не осталось! Хью тоже остался жить, однако его изрытое оспинами лицо потеряло прежнюю красоту. A вот маленькая Эмма умерла.
– Мне очень жаль, – заверил я пожилую даму.
– А затем, буквально через несколько дней, мастер Хоббей объявил моему сыну, что его жена более не желает жить в Лондоне. Они навсегда уезжают в свой дом в Хэмпшире, и в услугах его более не нуждаются. Майклу даже не удалось снова увидеть Хью – того вместе с Дэвидом все еще держали в карантине. Моему мальчику позволили лишь побывать на похоронах бедной Эммы. Увидев, как ее маленький гробик опустили в землю, Майкл уехал в тот же самый день. Он сказал, что слуги сожгли одежду Эммы в саду, на тот случай, если в ней сохранились опасные болезнетворные гуморы.
– Ужасная история, – осторожно произнес я. – Смерть, жадность… и жертвой их стали дети. Однако, миссис Кафхилл, ваш сын не мог ничего поделать в этой ситуации!
– Я знаю, – кивнула Бесс. – Мастер Хоббей дал Майклу хорошие рекомендации, и тот нашел себе в Лондоне новое место. Он написал Хью, однако получил только официальный ответ от Николаса, который извещал, что Хью в переписку с ним вступать не будет, так как они пытаются наладить для мальчика в Хэмпшире новую жизнь, а все былое оставить в прошлом. – Голос ее возвысился. – Какая жестокость после всего того, что Майкл сделал для этих детей!
– Действительно, – согласился я.
Тем не менее в позиции Хоббея был, на мой взгляд, определенный смысл. Как-никак в Лондоне бедный Хью потерял всю семью.
А Бесс продолжила прежним невыразительным тоном:
– В конце прошлого года Майклу предложили в Дорсете место преподавателя при детях крупного землевладельца. Хотя миновали годы, однако память о маленьких Кертисах все это время не покидала его. Он часто говорил, что хотел бы узнать, что сталось с Хью.
Нахмурившись, женщина посмотрела на собственные колени.
Королева вновь взяла слово:
– Продолжай, Бесс, ты должна рассказать все до конца, хотя я знаю, что последняя часть твоего рассказа самая тяжелая.
Посмотрев на меня, пожилая дама заставила себя успокоиться. И продолжила свое повествование:
– Вернувшись из Дорсета, Майкл сразу приехал ко мне. Он появился в моем доме в ужасном виде: бледный, растерянный, едва ли не безумный. Сын не стал говорить мне, что послужило этому причиной, однако через несколько дней вдруг спросил, нет ли у меня знакомых среди адвокатов. «Зачем тебе понадобился адвокат?» – удивилась я. К моему изумлению, он объявил, что хочет обратиться в Сиротский суд с прошением об изъятии Хью из-под опеки семейства Хоббей. – Миссис Кафхилл глубоко вздохнула. – Я ответила ему, что с адвокатами не знакома, и поинтересовалась, почему он вдруг решил заняться этим сейчас, по прошествии шести лет. Сын сказал, что в жизни иной раз бывают ситуации, когда непременно должен вмешаться суд, но вдаваться в подробности не стал. Однако вид у него при этом был такой… Честно признаюсь вам, сэр, я даже начала опасаться за рассудок Майкла. Так и вижу сейчас, как он сидит передо мною в том маленьком домике, которым я владею по доброте королевы. В свете очага его лицо показалось мне изборожденным морщинами… старым. Да, старым, хотя сыну моему еще не исполнилось и тридцати лет. Я предложила ему посетить мастера Дирика. Однако мой мальчик с горечью усмехнулся: дескать, это последний человек, к которому он хотел бы обратиться.
– Что же, это вполне разумно. Если Дирик представляет интересы Хоббея как опекуна, он никак не может выступить против него по тому же вопросу. Это против правил, – вставил я.
– Полагаю, дело было не только в этом, сэр. Майкл был просто вне себя от гнева, когда говорил об этих людях.
В воцарившейся в комнате полной тишине я посмотрел в сторону окон. И заметил, что камеристки оставили шитье и слушали столь же внимательно, как и мы с королевой.
– Я подумала, что, судя по всему, на обратном пути из Дорсета Майкл посетил Хью, – стала рассказывать дальше Кафхилл. – Я спросила его об этом напрямую, и он признался, что так оно и было. Он не стал заранее предупреждать Хоббеев о своем приезде, так как Николас мог не принять его. Сын сказал, что по прибытии обнаружил, что там творится нечто совершено ужасное. И теперь он намеревается найти адвоката, которому можно довериться, а если вдруг не сумеет этого сделать, то выступит в суде сам.
– Жаль, что ты не обратилась прямо ко мне, Бесс, – проговорила королева. – А ведь могла бы.
– Ваше величество, я тогда опасалась, что сын мой попросту повредился умом. Я даже не представляла себе, ну что такое ужасное могло случиться с Хью, чтобы Майкл пришел в подобный ажиотаж. Вскоре после этого сын сказал мне, что нашел собственное жилье. Он заявил, что не станет возвращаться в Дорсет. И… – Тут Бесс не выдержала, закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
Екатерина, склонившись к старой служанке, нежно прижала ее голову к своей груди.
Когда миссис Кафхилл вновь овладела собой, королева подала ей носовой платок, который та принялась крутить и комкать в руках. Но в конце концов пожилая дама все-таки заговорила, низко опустив голову, так что я видел лишь верх ее белого чепца.
– Майкл перебрался куда-то поближе к реке. Он навещал меня почти каждый день и однажды сказал, что сам подал бумаги в Сиротский суд и заплатил положенные деньги. Мне показалось, что после этого мальчик стал выглядеть получше, но затем прежнее напряженное выражение вдруг вернулось на его лицо. И наконец, он пропал на несколько дней. А потом утром явился местный констебль… – Старая служанка бросила на меня безнадежный взгляд. – И сказал, что моего сына нашли мертвым в его комнате, повешенным на потолочной балке. Майкл оставил записку… она у меня с собой. Мастер Уорнер сказал, что я должна показать ее вам.
– Да, позвольте взглянуть, – попросил я.
Бесс извлекла из платья сложенный лист бумаги и передала его мне дрожащей рукой. Я развернул записку. «Прости меня, мама», – было написано в ней.
Я посмотрел на несчастную женщину:
– А это точно почерк Майкла?
– Неужели вы думаете, что я не узнаю руку собственного сына?! – рассердилась та. – Майкл сам написал эти слова, как я и сказала коронеру на дознании перед судом и перед всеми любопытными.
– Не надо сердиться, Бесс, – умиротворяющим тоном произнесла королева. – Мастер Шардлейк по долгу службы вынужден задавать подобные вопросы.
– Я знаю, ваше величество, но мне трудно отвечать на них. – Пожилая женщина посмотрела на меня. – Извините меня, сэр.