Шестерка собралась на лестничной площадке второго этажа перед консульским отделом. Они натянули капюшоны с прорезями для глаз, достали из сумок пистолеты, автоматы и ручные гранаты, быстро очистили здание от случайных посетителей – несколько автоматных очередей в потолок, так что штукатурка брызнула, послужили весомым аргументом, и люди, отпихивая друг друга, выскочили на улицу. Двенадцать оставшихся сотрудников посольства загнали в библиотеку на верхнем этаже и заперли. Все это было проделано с военной оперативностью и без всяких сантиментов.
В одиннадцать часов сорок семь минут в Центральное полицейское управление Стокгольма поступил первый сигнал о «перестрелке в посольстве Федеративной Республики Германия». Началась суета, все, кто был на службе – сотрудники полиции правопорядка и полиции безопасности, криминалисты и следователи из отдела тяжких уголовных преступлений, – срочно выехали в Дипломатический городок, пугая прохожих сиренами, мигалками и визгом резины на поворотах. Через пару минут картина более или менее прояснилась: посольство Германии захвачено террористами, они вооружены и опасны, полиции предписано соблюдать максимальную осторожность.
Первой на место прибыла патрульная машина из Эстермальмского полицейского округа – согласно рапорту, в одиннадцать сорок шесть (за минуту до тревоги!). Это, впрочем, произошло не потому, что инспектор был ясновидцем, просто его наручные часы отставали на пару минут, а если вспомнить, как потом развивались события, надо признать, что это не имело ровным счетом никакого значения.
В половине первого, то есть примерно через сорок минут, полиция окружила посольство, заняла нижний этаж и подвал и поставила оцепление, чтобы сдерживать растущую толпу журналистов и зевак. Был организован временный штаб, удалось наладить сносную радио‑ и телефонную связь с полицейским управлением, посольством и правительственной канцелярией. Начальник отдела тяжких уголовных преступлений, которому предстояло руководить операцией, прибыл на место. С точки зрения его и его сотрудников, можно было приступать к активным действиям.
Шестеро молодых людей в посольстве тоже не сидели сложа руки. Двенадцать заложников, среди которых был и сам посол, перевели из библиотеки в его служебный кабинет в самом дальнем конце здания. Женщин заставили налить воды в заполненные корзины для бумаг и этой разбухшей бумагой забить раковины и унитазы – на случай газовой атаки через канализацию. Двое террористов заложили в стратегически важных точках на верхнем этаже взрывчатку, остальные охраняли заложников. Все приготовления они закончили почти одновременно с полицией.
Следующий ход был за террористами, и они выдвинули простые и недвусмысленные требования: если полиция немедленно не покинет здание посольства, один из заложников будет убит. Начальник отдела тяжких уголовных преступлений, или попросту уголовки, был не из тех, кого легко запугать, – старый волк, спокойный и уверенный в себе, даже, может быть, чересчур уверенный. К тому же он принимал участие в драме на Норрмальмской площади полтора года назад и вынес оттуда важный урок: если у преступников достаточно времени, чтобы узнать заложников поближе, между ними возникает странное чувство общности – и одновременно значительно уменьшается риск насильственных действий. Этот интересный психологический феномен получил даже особое название – «стокгольмский синдром». Правда, у восторженных первооткрывателей синдрома не хватило времени, чтобы убедиться в правильности нашумевшей теории, которая была разработана на основе единственного случая.
Начальник отдела все же был уверен, что у него есть научные основания спокойно передать террористам, что он учтет их пожелания и готов начать переговоры. Но, по‑видимому, его оппоненты не были знакомы с теорией стокгольмского синдрома, потому что через пару минут в посольстве раздалась автоматная очередь.