Подлинный энтузиазм!
Да здравствует Эррио!.. Да здравствует Макдональд!..
Делегат Греции юрист Николай Политис ликует:
– Вот наконец требуемая Вильсоном открытая дипломатия! – восклицает он. – Главы двух великих европейских держав прибыли для открытого урегулирования международных вопросов!
* * *
Не обращая внимания на пюпитр и микрофоны, Эррио, не имея в руках никаких записей, выходит на край эстрады.
– Создание мира, – восклицает он, – требует больше мужества, чем война. Франция предлагает вам для общего дела все, что она имеет разумного, сердечного, страстного, светлого и весь свой опыт, оплаченный ею веками испытаний; она знает, что значит иметь непрочные границы. Ни в чем не повинная вчера – да, не повинная, я клянусь в этом, – с еще не зажившими ранами сегодня, Франция протягивает всем вашим странам свою братскую руку. Несмотря на свои страдания, она хотела бы знать о несчастьях всех народов мира, чтобы помочь облегчить их. Полная печали перед своими собственными руинами, она была бы рада, если бы увидела, как на огромных развалинах войны благодаря нашим совместным усилиям вырастает этот божественный цветок – мир!
И его Протокол о мирном урегулировании международных конфликтов, в основе которого лежат три принципа – арбитраж, безопасность и разоружение, – одобряется бурными аплодисментами.
* * *
Макдональд сменяет Эррио на трибуне. Он пользуется и пюпитром, и микрофоном. Глядя на аудиторию поверх своих очков, он наставительно проповедует.
Но в этом порыве библейского великодушия он поясняет: «Что же касается Англии, то она полагает, что взаимная помощь могла бы быть с выгодой заменена разоружением. Разоружение с неизбежностью вызвало бы к жизни безопасность, а отсюда само собой вытекала бы необходимость арбитража».
Тем не менее 2 октября 1924 года сорок восемь делегатов единодушно проголосовали за принятие французского Протокола, согласно которому арбитраж между народами логически должен был порождать безопасность, что, в свою очередь, создавало бы возможность для разоружения.
Подлинный поток энтузиазма, казалось, увлек сорок восемь руководителей государств на тропу мира!
* * *
Каждый вечер около десяти часов в зеленом салоне «Отель де Берг» начиналось то, что вскоре весь мир стал называть «женевскими вечерами».
Один за другим здесь появлялись Эррио, Анна де Ноайль, румынская делегатка Елена Вакареску, Политис, Поль Валери, историк Ферреро, Титулеску, Бенеш и другие.
Эррио рассказывает о своей жизни в Латинском квартале, когда он одолжил пять франков Верлену на его сентиментальные приключения; потом говорит о Наполеоне, которым он восторгается: «У меня есть наброски театральной пьесы в стиле Бернарда Шоу… Наполеон бежит с острова Святой Елены и поселяется в Америке!!!»
Анна де Ноайль, которая всегда говорит о любви, задает вопрос: «Какое из любовных писем, по вашему мнению, является самым прекрасным?»
Поль Валери считает таковым письмо португальской монахини. Эррио отдает предпочтение письму мадемуазель де Лепинас. Ученый Политис напоминает об Аспазии. Елена Вакареску, поэтесса и румынская делегатка, безутешная невеста короля Румынии, со своим неподражаемым акцентом восклицает: «Для меня существует одно-единственное настоящее любовное письмо, самое короткое, состоящее из одного слова: “Приди!”»
К двум часам ночи бармен «Отель де Берг» итальянец Карло Бельтрамо, который слушает Эррио с разинутым ртом, предлагает свои последние изобретения: коктейль «Лига Наций», напиток «Протокол» и оранжад «Арбитраж».
С гордостью он передает Эррио маленькую, только что им написанную брошюру, которой он явно весьма доволен: «Эликсир богов, Женева – столица наций».
В ней написано: «Знайте, о делегаты, что сама жизнь представляет собой коктейль, рецепт которого нам суждено менять до бесконечности: пять десятых любви, три десятых иллюзий, две десятых наплевательского отношения. Достаточно хорошее определение. С возрастом надо сильно увеличить дозу наплевательского отношения за счет иллюзий и любви. Следует обратить внимание на то, что самое горькое не кажется неприятным в хорошо приготовленной смеси. Все в мире оплачивается, и нельзя быть уверенным, что сам Бог, властитель времени, не будет вынужден регулировать распределение столетий!»
И делегаты спешат приобрести эту маленькую брошюрку, чтобы сохранить ее на память.
Долго еще не смолкает смех.
Звонит телефон. Эррио берет трубку, затем сообщает: «В Париже левое большинство с воодушевлением встретило мою речь и Протокол. Но Пуанкаре и правые не одобряют их!»
На следующий день Эррио покидает Женеву.
* * *
Несколько раз в неделю под сводами беседки маленького ресторанчика «Шалэ дю лак» Бриан завтракает с Лушером. «Пара неразлучных», – так говорят о них жители Женевы.
Сгорбленный, с взлохмаченными волосами, Бриан грустно усмехается. Его черный, плохо скроенный пиджак слишком мал для него и подтверждает слова Анны де Ноайль, которая, видя Бриана в кулуарах «Отель де Берг», всегда говорит: «Если бы это не был министр, я бы сказала, что это налетчик!»
У Луи Лушера большая круглая лысая голова и живые глаза. Он уже пятнадцать раз был министром, и именно он подписывал первый франко-германский торговый договор.
Сейчас, в начале сентября 1924 года, Лушер хочет получить от Бриана обещание дать ему портфель министра финансов в своем будущем кабинете.
Насмешник Бриан, который знает страсть Лушера к старинным книгам, отвечает ему в том же духе:
– Хорошо, я согласен, но при условии, что вы мне найдете какое-нибудь любовное письмо Кальвина.
Чувствуя, что его друг начинает соглашаться, Лушер, смеясь, опрашивает:
– Должно ли это письмо носить ярко выраженный любовный характер?
И снисходительно великодушный Бриан успокаивает Лушера:
– Нет, достаточно того, чтобы оно имело лишь любовный оттенок!
(Через несколько месяцев, став председателем Совета министров, Бриан сдержит свое слово.)
Будучи оба крупными земельными собственниками, они уделяют много внимания своим фермам. Оба любят поспорить о своих телятах и об увеличении поголовья своих коров!
– За сколько вы продали последний раз своих коров? – наступая, спрашивает Бриан.
Лушер вынужден констатировать, что он продал своих коров дешевле, чем Бриан. Но зато он расхваливает только что примененный им способ увеличения яйценоскости своих кур вдвое!
– В своем курятнике в Марли я велел устроить искусственное освещение. Таким образом, мои петухи и куры встречают восход солнца в любое время дня. И результат: куры несут яиц в два, часто в три и даже в четыре раза больше!.. Ну что вы об этом скажете, Бриан? Конечно, на ваших нормандских фермах в Кошреле нет ничего подобного!
Бриан отвечает:
– Да, да… но подумали ли вы о том, что, выполняя в три или четыре раза больше работы, ваши петухи и куры подохнут в три или четыре раза быстрее? А если учесть стоимость петухов и кур, то скорее выгадываю я, давая им возможность спать в Кошреле.
Лушер с самым серьезным видом помечает в своей записной книжке: «Изучить вопрос о себестоимости петухов и кур».
Каждый вечер Бриан и Лушер вместе прогуливаются по набережной Роны перед гостиницей «Отель де Берг». Бриан облокачивается на парапет напротив острова Жан-Жака Руссо. Для лебедей и уток, обитателей озера, построены на острове маленькие домики.
Драки, которые всегда начинает большой лебедь, отнимающий у маленьких уток кусочек хлеба, брошенный им Брианом, приводят последнего в восхищение.
– У людей и у животных, – восклицает он, – одни и те же нравы! Всегда все гонятся за куском хлеба! Но посмотрите на этих маленьких уток, которые все объединились против большого лебедя и в конце концов одолели его! Это утешительно для будущего малых стран в Лиге Наций!