Насколько Суворов отстал в порядке чинопроизводства, видно по тому, что фельдмаршал Румянцев-Задунайский, который обычно представляется нам человеком другого поколения, был старше его всего на 5 лет. Сама Екатерина Великая, в 1794 г. вне очереди произведя Суворова из генерал-аншефов в фельдмаршалы, остро сознавала, что нарушила строгий порядок. По воспоминаниям адмирала Чичагова, самодержица сочла необходимым лично извиниться перед «обойденными» генералами, попытавшись обратить дело в шутку: «Что делать, господа, звание фельдмаршала не всегда даётся, иной раз у вас его и насильно берут».
Суворов ещё более серьёзно отстал от сверстников, свыше 5 лет после записи в полк (вместо 2-х) находясь в отпуске (для изучения «указных» наук), который несколько раз продлевался по просьбе его отца[10]. Видимо, все же Василий Иванович, оттягивая начало действительной службы Александра, опасался за здоровье сына. Но это время не было потеряно. Помимо обязательных (по требованиям офицерского совета Семёновского полка) предметов: математики, геометрии, картографии, инженерного дела, артиллерии и воинского обучения, – он блестяще изучил в доме отца древние (латынь и греческий) и новые языки, историю, литературу, философию, стратегию и тактику. Он научился наблюдать и осмыслять действительность, думать, сравнивать, делать точные и справедливые выводы.
Данные о круге чтения Александра Суворова показывают, что он интересовался разными течениями человеческой мысли, умея подходить к прочитанному критически. Священное Писание и труды отцов церкви соседствовали среди его книг с «Илиадой» Гомера и трактатами Аристотеля, военные уставы с сочинениями выдающихся полководцев, от «Записок» Юлия Цезаря до мемуаров полководцев Нового времени: Евгения Савойского, маршала Тюренна и Морица Саксонского. Суворова интересовали научные труды Ломоносова, Локка и Лейбница. Социально-политические суждения отца научного либерализма Монтескьё он, оставаясь истинным монархистом, сопоставлял с рассуждениями демократа Руссо. Изучение взглядов Вольтера и французских материалистов не поколебало православных убеждений Суворова. А легкомысленные современные пьесы и журналистика (всерьёз увлекавшие и Екатерину Великую), басни Лафонтена и популярные романы (включая новомодного, хотя и не вполне цензурного Фильдинга) развлекали Александра, не увлекая его на стезю порока.
Самообразованием Александр Васильевич упорно занимался всю жизнь, поражая собеседников глубиной знаний в самых различных областях. В этом весьма помогло изучение восьми языков, в особенности французского и немецкого, на которых он не только свободно говорил, но и писал, в том числе стихи. Полководец владел итальянским, польским и турецким языками, осваивая новые наречия с изумлявшей его окружение легкостью.
Помимо учебы дома, Суворов, «непрестанно совершенствуя себя науками», посещал в 1750–1751 гг. старшие классы кадетского корпуса и собрания «Общества любителей российской словесности». «Я всегда был бережлив и трудолюбив, с драгоценнейшим на земле сокровищем, с временем, – как на обширном поле деятельности, так и в жизни уединения, – которым всегда умел пользоваться».
* * *
Хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, только тщетны они, если не будут истекать от искусства.
Действительная служба Суворова, продолжавшаяся более 50 лет, началась с 1 января 1748 г., когда «явившийся из отпуска 8-й роты капрал Суворов» получил должность в 3-й роте и прибыл в Санкт-Петербург. Он поселился в казармах, а с сентября (8 месяцев спустя) – в доме своего дяди, лейб-гвардии поручика Преображенского полка А. И. Суворова. Как раз в канун нового 1748 г. дядя был пожалован в капитан-поручики: в гвардии немалый чин, – сама императрица однажды избрала такой мундир для выхода на один из маскарадов. Впрочем, у всех чинов Семёновского полка мундиры были завидные: белые кюлоты и гетры, длинный ярко-красный камзол и надетый поверх него зелёный кафтан создавали яркую и праздничную композицию.
Сведения о жизни Александра Суворова в Семёновском полку скудны и смутны, ибо относятся к источникам весьма поздним. Интересен лишь их лейтмотив: что молодой капрал чистил оружие и нёс службу сам, не передоверяя никому воинских обязанностей. Это считалось необычным. В Семёновском полку более половины солдат были дворянского сословия. Дворяне держали при себе от двух (как у капрала Суворова) до 20 с лишним слуг мужского и женского пола. На них хозяева возлагали все работы, а в очередные караулы и на регулярные экзерциции (учения, проводившиеся, впрочем, лишь в хорошую погоду) нанимали вместо себя солдат из крестьян.
Существенной обязанностью дворян-семёновцев было участие в придворных праздниках и развлечениях, следовавших одно за другим. Устраиваемые с чрезвычайной роскошью, увеселения 29-летней красавицы-императрицы и её фаворитов считались делом государственным и для гвардии служебным. Пока одни гвардейцы красиво стояли на карауле в общественных местах, другие должны были заполнять весёлыми разодетыми толпами места развлечений императрицы и сопровождающих её дам.
Суворов, с дамами ещё в те времена неловкий, предпочитал общению с ними чистку мушкета. Он высоко ценил привилегию караульного молчать на посту, избавляющую от необходимости говорить комплименты шустрым девицам двора «прекрасной Елисавет» и оказывать внимание сонмам юных петербургских дам, ищущих модных приключений с молодыми военными.
При этом нет оснований считать, что капрал Суворов не участвовал в общественной жизни гвардии: трёх полков пехоты (Преображенского, Семёновского и Измайловского) и конногвардейцев, чьи полковые слободы, разделённые на проспекты-«перспективы» и улицы-«роты», занимали большие районы в центре Северной столицы, застроенные не столько казармами, сколько частными особняками.
Гвардия была прекрасным местом для увеселений и великолепным трамплином для придворной карьеры. Она предоставляла все удобства для удачной женитьбы и позволяла выйти в отставку с довольно высоким чином (при переводе в армию гвардейские чины повышались на две ступени). Наконец, гвардия служила школой для армейских офицеров – причём весьма плохой, поскольку гвардейцы не воевали с петровских времён. Впрочем, и русская полевая армия из 50 пехотных и 32 кавалерийских полков, не говоря о 49 с лишним пехотных и 7 драгунских полках сонной гарнизонной службы, наслаждалась милой императрице «возлюбленной тишиной» целых 17 лет.
Любовь Суворова к службе и нелюбовь к придворным увеселениям не способствовали его карьере. Номинально командовавший Семёновским полком (ибо посещал службу редко) генерал-аншеф С. Ф. Апраксин выдвинулся благодаря дружбе с правившими при Елизавете Петровне канцлером А. П. Бестужевым-Рюминым и братьями Шуваловыми. Чины и высокие награды жаловались даже малолетним детям лиц, заработавших хорошие связи «на паркете». А уж ловкость в обращении с дамами награждалась сверх меры!
Перед глазами Суворова был пример простого украинского казака Алексея Григорьевича Разумовского, заслужившего в спальне императрицы чин генерал-фельдмаршала, и его брата Кирилла, ровесника нашего капрала, ставшего в 20 лет подполковником гвардии (1748), а вскоре и гетманом Малороссии (1751). Он видел, как достигли высших военных чинов никогда не воевавший Н. Ю. Трубецкой и называвший себя «фельдмаршалом мира» А. Б. Бутурлин. Вероятно, Суворов понимал, что своим поведением лишает себя возможностей сделать быструю военную карьеру. И всё же упорно учился воинскому делу и терпеливо ждал, когда его труд понадобится Отечеству.