Одна монетка беззвучно выпала из снежной глазницы. «Господь творит чудеса на наших глазах», – отрешенно пробормотал Джон. Ему захотелось, чтобы на голове появилась трещина, и тут же – будьте любезны! – возникла трещина.
– Смотри, Мышь, королева Виктория разваливается! – воскликнул он, забыв, что сестра ушла из комнаты.
И в который уже раз ему припомнился сон. Тот сон перешел к нему еще около недели тому назад, но до сих пор невероятно живо стоял перед глазами. Ему снилось, что он проснулся посреди ночи и подошел к окну. Стояла безлунная ночь, сверкающая яркими звездами. За несколько миль от него висела оторванная от земли цепочка сторожевых фонарей на внешних изгородях, словно частокол света. На лужайке у окна отливала слабым, призрачным блеском кряжистая фигура снеговика. Но во сне снеговик все время появлялся и исчезал, как будто (об этом Джон подумал уже утром) кто-то ходил перед ним взад-вперед. Это было так, словно кто-то строил еще одного снеговика, но наутро королева Виктория была, как и раньше, одна, без жениха – разве что слегка обрюзгшая и потрепанная – должно быть, из-за того снега, который прошел ночью; но царственное величие в ней все равно еще сохранялось.
Джон никому не рассказывал этот сон, кроме Присциллы, а потом сон на время забылся – пришел восторг от духового ружья, подаренного дядей Эндрю. Но этим утром по лужайке больше не скакала нахохлившаяся дичь со взъерошенными перьями, которую оттепель уже вернула к обычным птичьим делам, и в какое-то мгновение Джон снова вспомнил тот странный сон.
На душе было как-то странно и непонятно, но он совсем не боялся этого чувства, наоборот, в этом заключалась интересная новизна, которая чуть-чуть будоражила, словно одна его половина в окне наблюдала, как другая выходит на лужайку.
Внизу в гостиной умолк рояль, на котором играла Присцилла, и мир окутало облако тишины – осталось только звонкое бульканье и пение талых вод. Далеко справа, на выгоне, джоновский пони внезапно взбрыкнул копытами и галопом поскакал к изгороди, вздымая в воздух снежное крошево. Вверх по ступенькам взбегала Присцилла. Появилась мама, обутая в веллингтоны . Она разговаривала с садовником. Джон вспомнил, что хотел у Присциллы что-то спросить.
– Эй ты! – крикнул он, когда она вбежала в детскую. – Что это еще за чушь была про всякие там привидения?
– Сам ты чушь! Я слышала, как они говорили об этом. И мама сказала, что Царапка явно видел привидение.
– Кошки не видят привидений.
– Царапка – очень умный кот.
– Царапка – просто капризный старый вонючка. Ну и где же, по-твоему, он его видел?
– В комнате Епископа. Это все, что я слышала. Когда они меня увидели, у них сразу языки отсохли. Вот-вот, точно, а потом кто-то из них сказал, как забавно Царапка скачет по стенам.
– Скачет по стенам? Вы точно все спятили. Слушай, Мышь, иди-ка сюда и взгляни на королеву Викторию. У нее сейчас тоже крыша поедет.
Дети, толкая друг дружку локтями, высовывались из окна все дальше и дальше. Прямо на глазах по макушке снеговика расползалась трещина. Мягко, словно шторка фотообъектива, съехал по его лицу ком снега. Этого лица не должно было остаться, но оно все равно было. У бесформенного, оплывшего снеговика до сих пор было лицо – почти такое же белое, как покрывающий его снег, мертвое лицо человека – лицо того, кому совершенно нечего тут делать.
Джон и Присцилла метнули друг на друга полные ледяного ужаса взгляды и бросились к двери, вот их ноги уже зачавкали по снеговой жиже нижних ступенек…
– Папа, папа! – надрывался Джон. – Иди скорее! Там кто-то в снеговике! Ой, это же…
Глава 2
Причудливость Фантазии не знала сей радости, пока ей ни пристало собой украсить ярмарку.