Рядом, тускло блестя гудроном, к горизонту уходит широкая автострада, которую пересекает длинная, с пирамидальными тополями улица, метрах в тридцати, справа, в окружении плакучих ив и цветочных клумб, высокое здание штаба, а за ним, вдоль трассы, закрытый КПП и высокая бетонная ограда с вышками. За ней лагерь строгого режима, где сидят «зэки».
Это соседство нас нисколько не смущает – мы тут выросли, лагерь давно вписался в городской ландшафт и освобождающиеся из него, исправно пополняют стоящие в степи шахты.
– Да, хороший вечерок задался, – покачивая узким носком туфли, довольно изрекает сидящий рядом со мной Женька Хорунжий и бросает в рот очередную ягоду.
– Ага, – затягивается крепчайшим «Легеросом» Колька Зайцев, – хороший.
Я молчу и тихо перебираю струны гитары, исполняя вариации «дома восходящего солнца», который сейчас играют на всех танцплощадках.
– А ведь скоро в армию, пацаны, – поводит широченными плечами Саня Йолтуховский. И прощай свобода.
– Ничего, – сплевывает виноградные косточки Женька. – Еще целых три месяца.
На трассе, со стороны степи, появляются два далеких огонька, потом слышится треск моторов и через пару минут к остановке подлетают две «Явы».
– Ну че, не заскучали тут без нас? – белозубо скалится с первой Леха Криворучко и стаскивает с курчавой головы шлем. Он, вместе с сидящим за рулем второй, Саней Гриценко, отвозили с танцев домой, двух знакомых девчонок.
Затем возникает веселый треп, мы обсуждаем прошедший вечер, смеемся и не замечаем, как напротив останавливается следующая со стороны города, длинная автоцистерна.
Хлопает дверь кабины, наземь спускается водитель и подходит к нам.
– Здорово, хлопцы, – басит он. Отдыхаете?
– Ну да, – киваем мы. – Вроде того.
– Тут у вас заночевать нигде нельзя? А то рулю без напарника из самой Алушты, умаялся, мочи нет.
– Сложный вопрос, – переглядываемся мы. Разве что в центре, но ты, дядя, его проехал.
– Знаю, – вздыхает водитель. – Там мест нету. А я б за постой налил ведро мадеры.
– Мадеры? – недоверчиво переспрашиваем мы, и пялимся на водилу.
– Ну да, – улыбается тот, – крымской, марочной. У меня ее целая цистерна.
Через несколько минут Лехина «Ява», с сидящим позади Женькой, в сопровождении автоцистерны отъезжает от остановки, и, проехав вперед метров триста, сворачивает на Луговую, к дому Хорунжих.
– Ну и подвезло нам пацаны! – потирает руки Леха. Щас усугубим!
Вскоре мотоцикл, урча, снова подкатывает к остановке, и с него осторожно слезает Женька, с тяжелым молочным бидончиком в руках
– Полведра оставил на завтра, – говорит он, и извлекает из кармана граненый стакан.
– А вот и закусь, – семенит от мотоцикла Саня и вытряхивает из-за пазухи десяток золотых ранетов.
Потом мы пьем по очереди густое терпкое вино, хрустим пузырящиеся соком яблоками и нам хочется приключений.
И они появляются. В лице пришедшего накануне в отпуск с флота, Юрки Песина.
Сначала со стороны ведущей к Старому Руднику улицы слышится песня, потом на перекрестке появляется коренастая фигура, в широченных клешах, форменке и сдвинутой на затылок бескозырке
сипло орет Юрка, и, в свете фонарей, на его плечах взблескивают золотые лычки.
– Давай к нам, Юрок! – радостно машем мы руками, а Саня Гриценко закладывает в рот два пальца и оглушительно свистит.
Юрка старше нас года на три и до службы был известным в городе хулиганом.
– А, это вы, – подойдя ближе, добродушно басит он, и плюхается на скамейку.
– Мадеры дернешь? – щелкает Леха ногтем по бидончику.
– А то! – оживляется Юрка и Женька вручает ему наполненный до краев стакан.
– Марочная, – с удовольствием опорожнив его, крякает отпускник и аппетитно хрустит яблоком. – Где взяли?
– Где, где, в Караганде! – смеемся мы, набулькиваем ему второй, а затем пускаем стакан по кругу.
– Знатная вещь, – авторитетно заявляет Юрка и поднимает вверх палец. – Нам на лодках тоже вино дают.
Мы знаем, что он подводник и уважительно киваем головами.
– Закуривайте, – извлекает Юрка из кармана пачку сигарет, и все тянут по одной.
– Импортные? – затягиваясь душистым дымком, интересуется Женька.
– Ну да, – следует ответ. Из Александрии.
– А где это?
– В Египте, темнота, – смеется Юрка. Мы там были с дружеским визитом.
– Здорово, – удивляемся мы. – Это ж надо!
А Юрка самодовольно ухмыляется, снова лезет в карман и вручает всем по тонкой, обернутой в серебристую фольгу пластинке.
– Че это? – нюхает свою Леха.
– Жвачка, – следует ответ. Арабская.
Несколько минут мы сосредоточено чавкаем и выражаем свое удовлетворение.
– Да, ништяк у тебя служба, – говорит Саня. А нам с Валеркой осенью тоже в армию.
– На флот загремите, вот увидите, – покровительственно хлопает меня по плечу Юрка. У нас там шахтерни много.
Со стороны ярко освещенного КПП доносится металлический лязг, и из-за железной двери появляются два сержанта с красными погонами.
– О! – радостно ухмыляется Юрка. – Сапоги! Пойду, пообщаюсь.
– Брось, – отговариваем мы его, – не связывайся.
Солдат из роты охраны в городе традиционно не любят, и если они появляются на танцах, обязательно возникают драки.
– Не, пойду, – сплевывает на землю отпускник, поплотнее насаживает на голову бескозырку и неспешно дефилирует в ту сторону.
О чем они беседуют, нам не слышно, но через минуту мелькает Юркин кулак и один из сержантов с воплем рушится на асфальт.
– В ружье! – испуганно вопит второй и в панике бросается к двери.
Когда Юрка исчезает в ближайшем переулке, оттуда вываливает увешанный амуницией караул и, гремя сапогами, уносится в темноту.
– Хрен они его догонят, – прислушивается к затихающим крикам Леха.
Минут через пять солдаты возвращаются, и двое из них направляются в нашу сторону.
– Слышь, пацаны, – подойдя ближе и тяжело дыша, интересуются один. – Че это за моряк был, вы не в курсе?
– Не, – вертим мы головами, – не в курсе. Наверное, какой-то залетный.
Тот недоверчиво косится на наши ухмыляющиеся рожи, что-то недовольно бурчит и оба звенят подковами в сторону КПП.
– Молодца Юрок – переглядываемся мы и довольно гогочем.
А в ноябре нас с Саней призывают на флот. На полные три года.
Вот тебе и Юрка. Как в воду глядел.
Сиреневый туман
Июнь. Прибалтика. Воскресное утро.
За открытыми окнами ленкомнаты весело чирикают воробьи, оглушительно пахнет сирень и в голубом небе сияет солнце.
Переваривая завтрак, мы сидим за двумя передними столами и внимаем речи замполита.
На носу смотр художественной самодеятельности, и он собрал все экипажные таланты.
Первый, и самый главный – штурманский электрик Иван Лука.
До службы он играл в духовом оркестре дома культуры у себя в Бендерах на инструменте с интригующим названием «корнет-а-пистон», мечтал на службе попасть в музроту, но вместо этого загремел на флот.
Затем следую я, имевший неосторожность закончить на гражданке музыкальный курс по классу баяна, радист Витя Будеев, умеющий стучать на ударнике и радиометрист Саня Ханников, которого я активно обучаю игре на шестиструнной гитаре.
Замыкают блестящую плеяду, исполнители матерных частушек и блатных песен, штурманский электрик Серега Антоненко и турбинист Витька Миронов, по кличке «Желудок».
Смотр, честно говоря, нам по барабану. Но есть стимул. В случае победы, Башир Нухович обещает всем участникам по десять суток отпуска, а это ни хрен собачий, побывать дома всем хочется.
– Итак, какие будут предложения? – отметив важность предстоящего мероприятия, вопрошает капитан 2 ранга.
Мы морщим лбы, изображаем мыслительный процесс и Лука поднимает руку.
– Давай, – шевелит густыми бровями Башир Нухович.
– Я думаю, надо организовать ансамбль, – значительно изрекает Лука. – Вокально-инструментальный. Как в ДОФе.
– Во-во! – экспрессивно поддерживает его Ханников. – И там, это самое, тренироваться.