Но сейчас, в этой скудно обставленной допросной комнате, Уиллу представилось мрачное утро несколько лет спустя в флоренской тюрьме строгого режима. Охранник пройдет по длинному коридору к его камере, разбудит его и сообщит через решетку, что Девлин умерла ночью. Ничего хуже Иннис и вообразить не мог.
«Девлин не умрет в одиночестве. Ты не допустишь этого. Она – твой смысл жить дальше. Твое сердце».
Дверь допросной отворилась. Суайсгуд снова уселся напротив Уилла, поставив на стол пенопластовый стаканчик с горячим кофе.
– Прежде чем мы продолжим, позвольте сказать вот что. Это моя работа. Я действую по наитию, иду туда, куда оно подсказывает. Именно это я и делаю сейчас. Если вы не сталкивались с таким прежде, мне очень жаль… Ладно, вернемся к делу.
Детектив снова включил запись. Теперь он держался спокойнее и ровнее. Иннис выпрямился.
– Смотрите на меня, Уилл. – Все, кроме его глаз, поблекло, скрылось в искажающей очертания тьме. Эти глаза действовали словно магнит, притягивали взгляд Уилла, заставляли смотреть так сосредоточенно, что больно было даже моргнуть. Суайсгуд же тем временем продолжал: – Где-то в глубине души вам хочется сказать мне правду. И уже давно. Я видел это в глазах многих людей, и я вижу это в ваших. – Его голос упал почти до шепота, и этот ровный успокаивающий тон мог бы убаюкать Инниса, если б не магнетический взгляд синих глаз Тедди. – Вы знаете, как приятно сказать правду, Уилл? Какое это облегчение? Вы ведь понимаете, насколько вы упростите этим жизнь себе и своей дочери? Вы молоды. Признайтесь мне сейчас, и мы сможем получить некоторую свободу маневра, когда будем вести дело с окружным прокурором.
Иннис чувствовал, как сила, исходящая из глаз детектива, пытается что-то вытащить из него. Воздух буквально гудел от желания Суайсгуда услышать признание, и Уилл внезапно осознал, почему люди дают ложные показания, оговаривая себя. Они готовы на что угодно, лишь бы этот гул прекратился!
– Но когда я найду труп, Уилл, для вас все будет кончено, – продолжал сидящий перед ним человек. – Вашей жизни кранты. Возможно, вас привяжут к столу для проведения казней во Флоренсе и воткнут иглу в вену. Надеюсь, вы закопали свою жену достаточно глубоко, потому что иначе койоты найдут ее. Учуют запах разложения. Выроют ее. И кто-нибудь наткнется на кости, и тогда все будет кончено. Но мне не нужен труп. Знаете, почему? Потому что все знают, что она мертва. Хотите маленький секрет, касающийся судей? И присяжных? Они хотят, чтобы все завершилось быстро. Чтобы зло было наказано. Чтобы все узелки были развязаны. Чтобы подобные вам люди попали в тюрьму, сгинули с глаз долой и судьям с присяжными не пришлось бы думать о преступности нравов, пока они укладывают спать своих малышей. Хотите испытать, каковы ваши шансы на суде? Хотите стоять там в день вынесения приговора, с трясущимися коленями, в то время как ваша жизнь и судьба вашей дочери окажутся в руках двенадцати чужаков, которые отвергнут любые сомнения, лишь бы поскорее закончить дело? Вы готовы к этому, Уилл?
Иннис встал, дрожа от ярости. Он не знал, жива или мертва его супруга, но этот человек обвинял его в ее убийстве.
– Я не убивал свою жену и не знаю, с чего вы это взяли. Вы выдвигаете против меня обвинение, Тедди?
– Где вы зарыли ее?
– Вы выдвигаете против меня обвинение?
Суайсгуд откашлялся.
– Я свяжусь с окружным прокурором сразу же…
– Тогда мне здесь нечего больше делать, – перебил его адвокат. – Я могу идти?
– Пока что – да, – неохотно ответил детектив, пожевав нижнюю губу.
– Тогда немедленно отвезите меня домой. Я не хочу, чтобы моя дочь проснулась и увидела, что меня нет.
Тедди остановил запись.