Как и А.Н. Радищев, декабристы отрицали наличие крепостничества в древней Руси. «Предки наши свободные, предки с ужасом взглянули бы на презрительное состояние своих потомков»[37], – заявлял В. Ф. Раевский. Аналогичного мнения по этому вопросу придерживались и другие декабристы. «Беспристрастная история свидетельствует, – писал, например, М.А. Фонвизин, – что древняя Русь не знала ни рабства политического, ни рабства гражданского», что в жизни древних славян «преобладала стихия демократическая – общинная»[38]. В этих высказываниях, а они не были единичным явлением, явно преувеличены демократические черты в общественном устройстве Древнерусского государства. Тем не менее их значение исключительно велико. В них содержался политический заряд большой разрушительной силы, направленный против идеи об извечности и естественности крепостных отношений. А такая идея среди дворян имела тогда очень широкое распространение. Опровержение ее декабристы считали своей первостепенной задачей.
Подчеркивая преходящий характер крепостного права, декабристы решительно отрицали самую законность его. «Ежели это право законное, то что же беззаконное?» – резонно спрашивал А.Н. Муравьев у своих оппонентов из лагеря Скалозубов и Скотининых.
Декабристы считали крепостное право явлением относительно позднего происхождения. Они отвергали ссылки на «бродяжничество» крестьян как на причину их закрепощения. Истоки крепостного права декабристы искали в насильственных действиях помещиков и правительственной власти. Однако в силу классовой ограниченности своего мировоззрения и уровня развития современной им исторической науки они не дали да и не могли дать научно обоснованного ответа на вопрос о конкретных путях закрепощения крестьян в России. Их высказывания по этому вопросу отрывочны, лишены единства и в отдельных случаях близки к концепциям, бытовавшим в официальной исторической науке того времени. Так, М.А. Фонвизин в освещении интересующей нас проблемы фактически исходил из построений Густава Эверса. Он связывал начало закрепощения крестьян с нашествием на Русь монголо-татар и произведенной ими в 1257 г. поголовной переписи населения для обложения его данью[39]. Иную точку зрения высказал Н.И. Тургенев в книге «Россия и русские», опубликованной за границей в 1847 г. В этой книге Тургенев писал, что Борис Годунов был первым виновником униженного, рабского состояния русских крестьян. Фатальный закон, навсегда приковавший их к земле, на которой они находились в момент его обнародования, издан в 1593 г. В то же время, чтобы обеспечить исполнение этого закона, была произведена перепись всех крестьян. По мнению Тургенева, текст самого закона не дошел до нас. Известно только прибавление к нему, опубликованное в 1597 г. и ограничивавшее пятью годами срок, в течение которого можно было требовать возвращения крестьян, покинувших свое местожительство[40].
Следовательно, взгляды Н.И. Тургенева на проблему происхождения крепостного права в России внешне совпадали с указной теорией, выдвинутой Татищевым и обоснованной Карамзиным. Однако, если Татищев, Карамзин и их последователи из числа официальных историков прямо или косвенно не только оправдывали, а и восхваляли крепостнические законы правительства, то Тургенев и другие декабристы стремились заклеймить их.
Н.И. Тургенев высказал довольно смелый для его времени взгляд на казенных крестьян, которые официально причислялись тогда к разряду «свободных состояний». Казенных или государственных крестьян разных ведомств он считал такими же крепостными людьми, как и крестьян частновладельческих. Следует «рассеять ложное убеждение, – подчеркивал Тургенев, – что будто бы одно сословие сельских обывателей, водворенных на владельческих землях, есть крепостное»[41]. Исходя из этого, он доказывал необходимость уничтожения как частного, так и государственного крепостного права.
Революционные традиции в русской историографии, заложенные А.Н. Радищевым и декабристами, продолжили В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.П. Огарев, Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский и их единомышленники. Они выступили на арену общественно-политической деятельности и в тот период, когда крепостная система переживала глубокий кризис и вопрос о ее ликвидации встал перед Россией во весь свой рост в качестве основной жизненной задачи.
Подобно своим предшественникам в лице Радищева и декабристов, революционные демократы специально не занимались научным исследованием проблемы происхождения крепостного права, которое А.И. Герцен называл «гнусным, позорным, ничем не оправданным рабством»[42]. Все их помыслы, сила и энергия были направлены на освобождение народа от тяжких цепей этого рабства и охранявшего его царского самодержавия. Если же они и касались истоков крепостничества, то лишь в такой мере, в какой это диктовалось практическими потребностями революционной борьбы.
Будучи солидарными в общей оценке крепостного права и в необходимости его решительного уничтожения, революционные демократы имели и некоторое различие во взглядах на отдельные стороны этой проблемы. Так, В.Г. Белинский сущность крепостного права сводил к отмене правил Юрьева дня и связывал это с именем Бориса Годунова. По его мнению, именно Годунов явился автором увековеченного русской пословицей «нововведения»: «Вот тебе, бабушка, Юрьев день!» Явно преувеличивая роль личности в истории, Белинский не смог разобраться во всей сложности социально-экономических процессов, породивших в свое время крепостное право. Он излишне оттенял своеобразие исторического развития России. «… до Годунова, – писал Белинский, – у нас не было крепостного сословия, и в этом отношении не мы у Европы, а Европа у нас могла бы с большою для себя пользою позаимствоваться. Вместо крепостного права у нас было только поместное право – право владеть землею и обрабатывать ее руками пролетариев, на свободных с ними условиях, обратившихся в обычай»[43].
Однако ошибочные представления по вопросу об истоках крепостничества не помешали В.Г. Белинскому стать непримиримым его противником. Крепостное право он считал «вредным» для России как в прошлом, так и в настоящем, и всю свою жизнь посвятил самоотверженной борьбе с ним.
По сравнению с В.Г. Белинским в решении ряда аспектов проблемы закрепощения крестьян ближе к истине подошел А.И. Герцен. Правда, и Герцену в поисках истоков крепостничества не удалось избежать широко распространенного в его время заблуждения, что в отдаленном прошлом Россия якобы была страной совершенно иного склада, чем государства Западной Европы. Древняя и удельная Русь представлялась ему в виде федерации земель с однородным населением, не знавшим обособленных, привилегированных классов и борьбы разнородных социальных сил[44]. Исходя из этого, Герцен отрицал наличие крепостного права и собственного крестьянского землевладения в Русском государстве того времени. В статье «Крещеная собственность» он писал: «Крестьяне с незапамятных времен селились на частных землях, но крепостными они не были. Отношение их к помещикам было патриархальное, основанное на обычаях, на взаимном доверии»[45]. Подобно многим декабристам, Герцен в этом вопросе сделал шаг назад сравнительно с Н.А. Радищевым.
Необходимо заметить, что вопрос о закрепощении крестьян в России Герцен считал одним из наиболее запутанных в русской историографии. «Зачем наш народ попал в крепость, как он сделался рабом» – спрашивал Герцен и отвечал, что «это не легко растолковать»[46].