I
Когда гонг возвестил о начале скачек, О'Дэй пошел через узкий проход, ведущий от тотализатора и выгона к ограде. Он стоял, рассеянно наблюдая, как лошади проходили первый круг, и подумал, что скачки – это такая штука, которая одним нравится, а другим нет. Лично же он был к ним равнодушен. На скачках он скучал. Люди на ипподроме продвигались к перилам. Теперь лошади заканчивали круг и переходили на прямую. Когда они приблизились к финишу, О'Дэй увидел, что его лошадь последняя. О, господи, какая скука! Он стал думать о Веннере. Надо с ним что-то делать и как можно скорее. Что именно делать – точно он не знал, но так больше продолжаться не может, это было ясно.
* * *
О'Дэй был высок и строен. Красивые плечи, томный вид и ленивая походка скрывали сильное мускулистое тело. Его лицо с широкими скулами было почти треугольным. Челюсть выглядела так, словно хотела сначала заостриться, но затем передумала и стала квадратной.
Глаза были синие и очень спокойные, темные волнистые волосы коротко подстрижены у висков. О'Дэй был хорошо одет: элегантные и тщательно вычищенные коричневые туфли, хорошо отглаженный твидовый костюм, он был без пальто, несмотря на холод, хотя большинство женщин на трибунах кутались в меха.
* * *
О'Дэй бросил сигарету и пошел в буфет выпить кофе. Роясь в карманах в поисках мелочи, он нащупал четыре фунта и подумал, что дела его не так уж хороши и что пора возвратиться в Лондон. Он подошел к камину и стал пить кофе. Мысли его все еще были заняты Веннером. О'Дэй чувствовал, что оказался между двух зол: одно заключалось в Веннере, а другое было чем-то неясным и потому еще более угрожающим.
Кто-то сзади него сказал:
– Привет, О'Дэй! Как дела?
О'Дэй поставил кофе на камин и медленно повернулся.
– Привет, Дженнингс. Дела ничего, бывает хуже.
О'Дэй улыбнулся. Когда он улыбался, лицо его казалось освещенным: губы почти не двигались, а глаза сияли.
– Я поставил на пять лошадей в пяти заездах, и все они – последние. Должно быть это означает, что я счастлив в любви.
– Еще бы, – цинично ответил Дженнингс. – Может, в один прекрасный день ты решишь, что делать?
– Не понимаю.
Дженнингс пожал плечами.
– Ты знаешь, я уже десять лет работаю в страховой компании и разбираюсь в людях. Есть два типа людей, вернее мужчин: мужчины, которых женщины любят, и мужчины, которых они не любят.
– О'Дэй достал изящный серебряный портсигар и закурил сигарету.
– Что ты хочешь этим сказать?
Дженнингс снова пожал плечами.
– А мужчины, которых женщины любят, делятся на тех, кого это волнует, и на тех, кому это безразлично. Никак не решу, к какому типу отнести тебя.
О'Дэй беззаботно ответил:
– Нашел о чем думать. Надеюсь, что не это причина твоей бессонницы?
Дженнингс усмехнулся. Это был маленький человек с большим животом и серыми, часто мигающими глазами. Вид у него был почти благожелательный.
– У меня вообще не бывает бессонницы, исключая, может быть, редкие часы после похмелья. И все-таки ты меня удивляешь.
– Слушай, я умираю от любопытства. К чему ты клонишь?
– Сейчас скажу. В основном ты получаешь работу от моей фирмы Интернешнл Дженерал Иншуранс Компани. Так?
О'Дэй кивнул.
– Ну так эта компания становится очень разборчивой в своих детективах, О'Дэй.
– Не испытывай мое терпение.
В голосе О'Дэя слышался едва заметный ирландский акцент.