А в тембре было что-то ласкающее слух.
– Я рад, что тебе любопытно, – сказал Дженнингс.
Ему было немного не по себе. Он огляделся, словно надеясь кого-то увидеть, кого-то, кто мог прервать неприятный разговор. Затем он повернулся к О'Дэю и встал, засунув руки в карманы, с явно нерешительным видом.
О'Дэй улыбнулся и небрежно подбодрил его:
– Почему бы тебе не облегчить душу, Дженнингс?
Тот пожал плечами.
– О'Дэй, однажды ты оказал мне хорошую услугу. Теперь моя очередь. Ты можешь послать меня ко всем чертям и посоветовать не совать нос в чужие дела, а можешь и прислушаться к тому, что я скажу, если ты вообще способен к кому-то прислушиваться со своим ирландским упрямством, во всяком случае дураком я тебя никогда не считал. Надеюсь, ты не сглупишь и сейчас.
– Хорошо, – весело ответил О'Дэй. – Будем считать, что я не сглуплю и в этот раз. Ну, так что же?
– У нас в конторе было много разговоров о тебе и о Веннере, – начал Дженнингс. – Не знаю, известно ли тебе, куда это заносит твоего компаньона, а если неизвестно, то знай: ничего хорошего вам обоим это не сулит. У него запой, и всю неделю он ничего не делает. Мой босс сказал, что отчеты по последним четырем делам, которые передали вам на расследование, ваша фирма задержала уже на несколько недель. А вчера один из наших директоров заявил, что надо найти другое агентство. А ведь мы хорошо сработались с вами, О'Дэй. Если Интернэшнл Дженерал вышвырнет вас, без огласки не обойтись. Ведь все идет к этому… А ты здесь, в Пламптоне, проигрываешь скачки и тебе, по-видимому, это нравится.
– Мне нравится здешний воздух. Он, говорят, полезен для легких.
– А что за черт с твоими легкими? – с раздражением спросил Дженнингс.
– Ничего, – весело ответил О'Дэй, – абсолютно ничего. Я имел в виду других, у кого они не так здоровы.
– Скажи, ради Бога, – спросил Дженнингс почти сердито, – ты когда-нибудь бываешь серьезным? Полагаю, ты знаешь, что говорят?
О'Дэй пожал плечами.
– Что бы там ни говорили, я не собираюсь поднимать шум и выяснять в чем дело. Но все же, что такое говорят?
Дженнингс понизил голос.
– И когда ты перестанешь дурачиться, О'Дэй? Все говорят, что ты своим ирландским обаянием обольстил жену Веннера и расстроил их семейную жизнь. Это и есть причина его запоя. Ты знаешь, что он привязан к этой девочке. Он считает ее восхитительной и убежден, что она – самое лучшее, что у него есть на свете. Даже если это не так, он имеет право на свою маленькую иллюзию. С твоей стороны это не очень умно, не так ли? На черта тебе это нужно и зачем губить хороший бизнес, который вы делали с Веннером? Я не верю, что ты вообще всерьез относишься к женщинам. Может, ты просто развлекаешься, но если у тебя есть здравый смысл, ты не будешь гробить из-за этого агентство О'Дэй и Веннер.
О'Дэй затянулся сигаретой.
– Я полагаю, что ни им, ни тебе не пришло в голову, что эти слухи могут быть неверными?
– Не глупи, я-то знаю, что они верны, знаю, откуда они пошли, да и тебе пора знать. Веннер поссорился со своей женой Мерис и сказал Старку из Интернешнл Оушн, что это из-за тебя. Он говорил со Старком о разводе и о том, что месяц назад, когда ты должен был находиться в Шотландии по делу Ярдли, ты провел выходной с Мерис Веннер в гостинице Сэйбл, в какой-то дыре около Тотнесса, в Девоншире.
О'Дэй усмехнулся.
– Надо же. Кто же это ему сказал?
– Она, она ему сказала. И он склонен ей поверить, не так ли? Как, впрочем, и все остальные.
Дженнингс стал натягивать перчатки.
– Ну, я тебе все сказал. Теперь ты знаешь.
– Спасибо, приятель, – сказал О'Дэй.