«И этот туда же! Тоже косит под Голливуд!» – едва не рассмеявшись, мысленно отметил Гуров.
О чем-то переговорив со своими собеседниками, охранник вернулся к воротам и картинно развел руками.
– Госпожа Мартыняхина сказала, что ее и так уже очень утомили представители полиции, и поэтому она видеть больше никого не желает! – даже не сказал, а изрек он с оттенком некоторого высокомерия и затаенного злорадства.
На его лице прямо-таки было написано: «Ну что, съели? Вот не пущу вас сюда, и ничего вы мне не сделаете. Бу-у-у-у-у!..»
Измерив его взглядом, Лев уведомил совершенно невозмутимым голосом, со сдержанно-сочувственной улыбкой:
– В таком случае мы сегодня же пришлем обитателям этого дома, включая прислугу, повестки, согласно которым вам всем придется прибыть в Главк для дачи показаний. А всякий, уклонившийся от сотрудничества с правоохранительными органами, автоматически будет восприниматься как потенциальный подозреваемый. Как вам это?
Подхватив его мысль, Станислав продолжил, сверля охранника свирепым взглядом голодного бенгальского тигра:
– А если наши повестки будут проигнорированы, в дело вступит группа захвата спецназначения. И в Главк вы поедете уже на нашем спецтранспорте, в наручниках. Кстати! Что-то мне твое лицо знакомо… Ты у нас ни по каким делам не проходил? Прямо, гляжу, манеры у тебя очень уж характерные… Ну-ка, ну-ка, колись, сколько и по какой статье мотал?
Скисший и позеленевший охранник нервно огрызнувшись: «С меня судимость уже снята!» – спешно схватился за рацию и, отойдя в сторону, вновь что-то начал бубнить в микрофон.
Менее чем через минуту он вернулся и с недовольно-брюзгливым видом открыл калитку.
– Госпожа Мартыняхина готова вас выслушать и ответить на ваши вопросы… – пробурчал охранник, отступая в сторону.
– Я так думаю, для беседы с хозяйкой будет достаточно одного Льва Ивановича, – по-хозяйски, уверенно шагнув во двор и оглядевшись по сторонам, объявил Крячко. – А мы сейчас побеседуем с господином секьюрити. Вы не против? – Он с вызовом окинул взглядом отчего-то поеживающегося охранника.
Через украшенный витражами и отделанный ценными породами дерева вестибюль Гуров вошел в богато обставленный холл первого этажа, где его встретила хорошенькая, смазливая горничная с показательно-невинным взглядом. Изобразив книксен, девушка пригласила его пройти следом за ней. Они поднялись по роскошнейшей винтовой лестнице на второй этаж в гостиную с занавешенными черной тканью зеркалами.
В центре просторного помещения Лев увидел моложавую особу лет тридцати пяти в черном платье, с черной же вуалью на голове. Представившись как Антонина Яновна, хозяйка дома, поминутно морщась и сетуя на головную боль, предложила гостю присесть в большое кресло у столика с чашками горячего кофе, который, повинуясь взгляду хозяйки, принесла все та же сноровистая горничная.
В ходе разговора Лев расспросил свою собеседницу о многом из того, что осталось за рамками протокола, составленного районными операми. В частности, она подтвердила, что была второй по счету женой Мартыняхина (о чем Гуров догадался и сам, лишь взглянув на нее при знакомстве). Отвечая на вопросы гостя, хозяйка дома вполне откровенно рассказала об истории своего замужества. С Аркадием они познакомились десять лет назад на Рижском взморье. Антонина работала администратором гостиницы, куда он приехал с семьей отдыхать.
Мартыняхин сразу же обратил на девушку самое пристальное внимание, и очень скоро у них завязался роман. Заподозрившая неладное жена начала слежку и однажды застала их вместе. И хотя в тот момент ничего особенного между ними не происходило, она устроила мужу громкий скандал. Аркадий тут же предложил ей развестись, пообещав хорошие отступные, на что та охотно согласилась. Там же, в Риге, Аркадий и Антонина стали мужем и женой. Сейчас у них двое детей, которые в данный момент отдыхают в специальном детском лагере для чад обеспеченных родителей.
На вопрос Льва о судьбе прежней семьи Мартыняхина Антонина мало что могла сообщить. Насколько ей было известно, первая жена Аркадия на свои отступные купила где-то на Калининской большой магазин верхней одежды. Недостатка в поклонниках она не испытывала и жила довольно-таки неплохо, можно даже сказать, на широкую ногу. Сын Мартыняхина окончил школу с английским уклоном и в настоящее время вроде бы учится в одном из британских университетов. С отцом он никогда не встречался, да и сам Аркадий таких попыток не предпринимал.
О своем муже как человеке Антонина рассказала немногое. Но признала, что бабник он был «еще тот». Она сама лично уволила двух горничных, которых уличила в интимной связи с Аркадием. Но это было самое малое из того, что она могла сделать для пресечения измен супруга. Ей не раз докладывали, что Мартыняхин в своих магазинах вовсю пользовался их персоналом как бесплатными наложницами. Однако устраивать сцен ревности не стала, памятуя, с какой легкостью он развелся со своей первой женой.
– …Надеюсь, эту откровенность вы не используете против меня же, заподозрив в мести за измены? – неожиданно спросила Антонина, окинув гостя изучающим взглядом. – Тем более что причины его смерти реально пока не установлены? Сама же я уверена в том, что они исключительно естественного свойства. Сколько можно кобелировать сутками напролет?! Да, я сейчас в трауре, в доме траур… Но скажу честно – как-то даже легче стало дышать. Поэтому, как видите, я далека от того, чтобы показухи ради раздирать в кровь лицо и истошно голосить по своему гулящему муженьку.
– Ну, в принципе чего-то «такого» о вас я и не подумал, – отпивая кофе, задумчиво обронил Гуров, – но тем не менее хотел бы спросить: кто, по вашему мнению, больше всего желал бы смерти Аркадия?
Издав язвительное «ха!», Антонина из стороны в сторону покачала головой.
– Да полным-полно таких! У Аркашки по Москве не менее десятка магазинов, причем достаточно больших, со штатом минимум в два десятка человек. Большая часть баб замужних. А он разницы не делал – замужем или не замужем. Любую, что приглянулась, хватал за руку и вел в подсобку. Воспротивилась? Пошла вон с работы! Но таких были единицы. Все остальные безропотно соглашались. Теперь представляете, сколько столичных рогоносцев мечтает о том, чтобы без наркоза вырвать Аркашке его это самое «хозяйство»?
Кроме того, по ее словам, Мартыняхин очень жестко вел конкурентную борьбу. В этом он был изобретателен и непримирим. В той округе, где имелись его торговые предприятия, никаких других магазинов аналогичного профиля не оставалось. Одних он разорял и вынуждал уйти демпинговыми ценами, на других давил компроматом, а кого-то подставлял всевозможными хитрыми способами.
– …Вы думаете, я собираюсь продолжать его дело? – Вдова оценивающе прищурилась. – Черта с два! Я же прекрасно представляю себе, с чем мне придется столкнуться. Мне будут мстить все те, об кого Аркашка вытер ноги. Как только пройдут положенные сроки и я вступлю в наследство, без промедления продам всю его сеть без остатка. Лучше вон куплю несколько бутиков, буду завозить хороший товар, например из Италии, и мне на жизнь хватит вполне.
По просьбе Гурова Антонина в деталях описала все, что в их доме происходило последние несколько дней, даже то, что подавали к столу, что конкретно из спиртного употреблял Мартыняхин, какие он мог принять лекарства, и тому подобные моменты.
В приватном разговоре с горничной, которая назвалась Соней, Лев уточнил некоторые особенности быта усопшего, его пристрастия и привычки с точки зрения прислуги. Девушка на все вопросы отвечала охотно, при этом неотрывно глядя на своего собеседника. По всей видимости, ей очень льстило общение с настоящим, «всамделишным» сыщиком, да еще в чине полковника. Впрочем, чего-то ценного в ее ответах было не слишком много. В основном она лишь подтвердила то, что Гуров уже услышал от Антонины.