Витька и сам к тому моменту занимался бизнесом, однако отцовское наследство пришлось весьма кстати. Может, некая корысть и имела место, но была отнюдь не решающим фактором. Прежде всего половину наследства он получил бы в любом случае; целое лучше половины, с этим не поспоришь, зато и от забот об одиннадцатилетней девчонке, характер которой особой покладистостью не отличался, он был бы избавлен.
Никаких домработниц и нянь в доме теперь не было. Разговаривал со мной Виктор как с человеком взрослым, и, следовательно, вести себя мне следовало как человеку взрослому, вполне способному о себе позаботиться. Вечером мы составляли список продуктов, а днем после школы я отправлялась в магазин, испытывая ни с чем не сравнимое чувство гордости. И хотя в средствах меня особо не урезали, мне и в голову не пришло тратить их на всякую ерунду. Я завела тетрадь, в которой записывала расходы, и раз в неделю показывала ее Виктору, за что вскоре и получила прозвище «бухгалтер». За полгода я освоила поваренную книгу, а в промежутке между готовкой и учебой носилась по квартире с пылесосом, распевая песни во все горло.
В восьмом классе я схлопотала тройку по химии. Вернувшись с родительского собрания, Витька сказал с печалью:
– Придется брать помощницу по хозяйству.
– С какой стати? – насторожилась я.
– Ты еще ребенок, а обязанности у тебя совсем не детские, я должен был предвидеть, что это скажется на учебе. Извини.
– Не надо никакой помощницы, – заголосила я.
– Надо. Тебе тяжело, вот ты и не справляешься.
– Это я не справляюсь? – Второй вопль был куда громче первого, и за химию я взялась всерьез, кляня ее на все лады, и уже в следующей четверти с гордостью совала Витьке под нос свой дневник.
В общем, он оказался прекрасным педагогом, хотя, может, и сам об этом не знал, мне же ни разу не пришло в голову, что меня «воспитывают». Те годы, что мы прожили вдвоем, я смело могла назвать самыми счастливыми в своей жизни. Я знала всех Витькиных друзей, потому что он вечно таскал меня с собой, оправдываясь тем, что оставить меня не с кем, даже когда мне исполнилось пятнадцать, и этот довод впечатления не производил. Со своими девушками он непременно меня знакомил, каждый раз интересуясь моим мнением, ненавязчиво давая понять: как бы ему ни нравилась очередная подружка, я для него все равно дороже. Так что повода для детской ревности у меня никогда не возникало, тем более что с женитьбой он не спешил и перемен в нашей жизни не предвиделось.
Я гордилась братом, мне он казался самым умным и самым красивым, хотя в его внешности не было ничего особенного. Чуть выше среднего роста, спортивный, зеленоглазый и светловолосый, как я. На этом, собственно, наше внешнее сходство заканчивалось. Витькины друзья часто надо мной подшучивали, утверждая, что я вырасту редкой красоткой и им не поздоровится. Я фыркала и краснела от удовольствия. Когда мне исполнилось пятнадцать, шутки остались в прошлом, а на смену им пришли восхищенные взгляды, которые моего брата здорово доставали.
– Вы что, спятили? – слегка невпопад начинал ворчать он. – Она еще ребенок.
Повышенное внимание мужчин сделало меня девушкой весьма разборчивой, я не спешила заводить романы со сверстниками, никто из Витькиных друзей святых чувств тоже не вызвал. Само собой, я мечтала о любви. Избранник виделся с трудом, то с внешностью Брэда Питта, то Джейсона Стетхэма, только моложе, но ни того, ни другого поблизости не наблюдалось, что вовсе меня не печалило. Я готова была ждать столько, сколько понадобится, и твердо знала, что получу от жизни все, о чем мечтаю. А потом моя счастливая жизнь рухнула в один день... Я так тщательно избегала воспоминаний о своем похищении, что теперь оно казалось чем‑то нереальным, словно кто‑то впопыхах и не очень толково рассказал историю, которая ко мне не имела никакого отношения.