И записала парня в нахалы, как‑никак явился он сюда не один. Однако попыток привлечь мое внимание он не делал. Просто наблюдал за мной весь вечер с наисерьезнейшим видом, и я мысленно махнула на него рукой: пусть пялится, если делать больше нечего. Однако нет‑нет да и косилась в его сторону. Пил он умеренно, все больше молчал, но когда я в очередной раз прошла мимо, заговорщицки мне кивнул, что выглядело довольно глупо.
Музыканты закончили выступление, и народ стал расходиться, а парень занял место возле стойки, по‑прежнему не сводя с меня глаз. На его поведение обратила внимание не только я, Вадик (а в тот день была его смена), улучив момент, шепнул мне:
– По‑моему, у кента крышу снесло.
Я пожала плечами, не испытывая желания это обсуждать.
Ушел парень одним из последних. Я в тот момент собирала посуду и столкнулась с ним около бара, он сунул мне в карман фартука клочок бумаги и заявил:
– Если что, звони. – И добавил фразу, которая загадочности всему только прибавила, потому что ее я вовсе не поняла. По мне, так просто тарабарщина какая‑то. Я замерла в полном обалдении, пытаясь понять, что это на него нашло, а он торопливо покинул кафе, решив, видно, что сказанного более чем достаточно.
– Чего это он? – придя в себя от изумления, пробормотала я, обращаясь к Вадиму. Он с большим интересом наблюдал за происходящим и слова клиента, безусловно, слышал. Вадим усмехнулся, но объяснить ничего не пожелал. Сделать это, кроме него, было некому, и я, приблизившись, спросила: – Это что он сейчас сказал? Не по‑русски…
– «Патрия о муэрто», – повторил Вадим фразу, произнесенную незнакомцем. – Это по‑испански.
– И чего?
– Родина или смерть, – хмыкнул он. – До чего ты темная, Натаха.
– А ты светлый? – разозлилась я. – Что это за псих?
– Не обращай внимания, – засмеялся он. – Половина из наших постоянных клиентов – шизики. Но вполне безобидные.
– То, что шизики, я поняла. От меня‑то ему чего надо?
– Думаю, то же, что и всем, – хохотнул он. – Понравилась, наверное. Захотел познакомиться.
– Да? – Я достала клочок бумаги из кармана, на нем был написан номер телефона, ниже имя и фамилия – Владимир Муромов, фамилия была подчеркнута.
– Чего он там написал? – спросил Вадим с интересом. Я показала ему записку. – Ну… – он пожал плечами. – Позвони, может, он и объяснит, в чем дело.
– Больно надо мне шизикам звонить. – Я скомкала бумажку и бросила ее в корзину с мусором.
– Ты пользуешься успехом, – заявил Вадим, смеясь. – Только и разговоров о новой официантке.
– И чего во мне такого особенного? – насторожилась я.
– Не бери в голову, – сказал он серьезно. – Поболтают и успокоятся. Кафе это открыл один тип еще четырнадцать лет назад. Был помешан на Че Геваре, нашему Степанычу кафе, можно сказать, по наследству досталось. Чтобы не терять клиентов, он все здесь оставил, как было при прежнем хозяине. Кафе в городе полно на каждом шагу, а такое, как у нас, одно. Контингент здесь особый, революционеры новоявленные. – Он засмеялся. – Большинство, правда, ходят сюда из любопытства.
– Революционеры? – ахнула я. – Настоящие?
– Откуда настоящим взяться, Натаха? – засмеялся Вадим. – Так, играются. Твой Муромов, должно быть, из их числа.
– А я здесь при чем?
– Это ты у него спрашивай. – Он вновь засмеялся, и мое любопытство так и осталось неудовлетворенным, что было обидно.