Матьюсон встал со стула.
— Она недели две находилась в клинике. У нее воспалительный процесс в почках. Вообще-то такие вещи в наши дни уже поддаются лечению.
— А в ее случае?
— Нет, общее состояние ее здоровья это исключает. Пересадка почки просто невозможна.
— Вы считаете, она долго не протянет?
Матьюсон в раздумье уставился на Энджелла.
— Я рассказал вам это, разумеется, строго конфиденциально… Она, естественно, ничего не знает. Сказали только ее дочери.
— Я весьма сожалею, весьма, весьма сожалею. Незаурядная натура эта Флора Воспер.
Погрузившись в подсчеты, Энджелл отвлекся от мыслей о своей особе и стал раздумывать над тем, как выразить сочувствие больной, участь которой оказалась менее счастливой, нежели его собственная. Он признавал в себе двойственное отношение ко всякого рода болезням — пусть даже у другого человека. С одной стороны, отвращение к болезням, а с другой — трезвый расчет, к чему может эта болезнь привести; но он вовсе не желал с этой двойственностью бороться.
— Вы можете назвать примерный срок?
— Сколько ей осталось жить? К чему? Примерно полгода, может быть, год. Все зависит не столько от нашего лечения, сколько от того, как долго ее организм сможет сопротивляться болезни. Леди Воспер довольно сложное существо, от нее можно всего ожидать, но ясно одно: образ жизни не идет на пользу ее здоровью.
На улице Энджелл увидел проезжавшее мимо такси, но руку не поднял. Зачем, когда самочувствие его стало намного лучше; боли в сердце прошли, словно от чудодейственного прикосновения, силы вновь возвращаются. Последние следы волнений, сомнения, одолевавшие его, неприятный осадок от разговора, постепенно рассеивались. Новые возникшие проблемы, да и старые дела отвлекли его от недавно терзавших страхов.
Он сел в автобус № 59 и проехал по Уигмор-стрит до Пикадилли, а потом пересел на № 19, следующий по Шафтсбери-авеню. Окружной путь, но обошлось это ему не больше чем одни лишь чаевые таксисту, за которые получаешь небрежно брошенное «спасибо». Кроме того, это дало ему время хорошенько обо всем поразмыслить.
Помещения юридической конторы «Кэри, Энджелл и Кингстон» находились на северной стороне Филдс и не отличались ни красотой, ни особым удобством. Но Энджелл владел земельным участком, стоимость которого была весьма велика, и он лишь выжидал подходящего случая, чтобы продать его и переехать в западный район города, как сделало большинство его более процветающих коллег. Оуэн Энджелл сделался фактическим владельцем фирмы в 1944 году, когда умер последний из Кингстонов, а Уилфред Энджелл занял в фирме более солидное положение, чем он мог ожидать в свои тридцать лет, после неожиданной смерти в течение нескольких лет всех трех партнеров фирмы — его отца от сердечного удара, мистера Гомма от туберкулеза и мистера Хантера от умственного помешательства, приведшего к тому, что он накинул себе веревку на шею в собственной теплице.
Известно, что стряпчие подчас избирают этот путь ухода из жизни, когда испытывают страх перед судебным расследованием Общества юристов, но честность мистера Хантера служила образцом для всех. Оставалось лишь предположить, что в пятьдесят лет он вдруг задумался о смысле жизни и понял тщетность всех своих надежд и усилий.
Перед Уилфредом, по крайней мере, такой вопрос до сих пор еще не вставал. Под его энергичным руководством фирма упорно шла к процветанию, одновременно расширяя свои деловые связи и становясь более разборчивой в выборе дел таким образом, чтобы заниматься более доходными статьями закона. Помимо него, во главе фирмы стояли теперь еще два новых старших партнера, Мамфорд и Эсслин, и два младших партнера, каждый из которых специализировался в какой-то одной области законодательства или группе смежных областей.