Он сразу же начал задавать вопросы Анне. И делал это мастерски. Пять лет назад я не смог бы оценить этого, настолько все было гениально
просто.
Но если в этой девушке хоть что-то было, если она что-то знала или забыла - какую-то деталь, настроение, или реакцию, или любой намек,
могущий помочь нам, - он не дал бы этому ускользнуть от его внимания. Он беседовал с ней без малого пять часов. Его интересовало все о Карло
Маффеи - его голос, привычки, одежда, еда, характер, манеры за столом, отношения с сестрой, с миссис Риччи и с ней, Анной, со всеми, с кем Анна
когда-либо его видела. Он расспрашивал о миссис Риччи, о ее жильцах за последние два года, о соседях и даже торговцах, доставлявших ей продукты
на дом. И все это он делал не спеша, спокойно и обстоятельно, стараясь не утомлять Анну. Он говорил с ней совсем не так, как вот здесь же
говорил с юным Лоном Грэйвсом, которого почти довел до истерики в первые же два часа. Мне показалось, что и добился он от нее всего ничего -
признания, что во вторник утром она кое-что унесла из комнаты Маффеи. Сущий пустяк, всего лишь пару наклеек на чемоданы, которые выдаются в
кассах каждому, кто приобретает билет на пароход, два небольших кусочка яркой цветной бумаги, лежавшие в ящике бюро в комнате мистера Маффеи, -
наклейки с названиями пароходов: "Лючия" и "Флоренция".
Порывшись в газетах, я узнал, что "Лючия" отплыла из Нью-Йорка восемнадцатого мая, а "Флоренция" - третьего июня. Значит, Маффеи дважды
намеревался уехать в Италию и каждый раз почему-то откладывал. Анна взяла наклейки потому, что ей они понравились своими яркими красками, и она
решила украсить ими картонку, где хранила свое белье. Во время ужина, который происходил на кухне, Вулф оставил в покое Анну и разговаривал
только со мной и главным образом о вкусовых качествах пива. Но когда Фриц подал кофе, он предложил вернуться в кабинет и снова перешел к делу.
Он то возвращался назад, то вдруг уходил в сторону, то отступал, то прорывался вперед или внезапно прибегал к обходным маневрам. А то вдруг
отвлекался на какие-то пустяки, не имеющие никакого отношения к главной теме разговора. Любой, кто не знал, что в последнюю минуту он, как
фокусник, способен извлечь кролика из пустого цилиндра, нашел бы его поведение странным и счел бы его просто свихнувшимся. К одиннадцати часам я
уже выдохся и мучительно зевал, готовый признать себя побежденным, и с отчаянием смотрел на хозяина, не выказывавшего ни разочарования, ни
потери терпения.
И тут вдруг он попал в десятку.
- Значит, мистер Маффеи никогда не делал вам подарков?
- Нет, сэр. Кроме коробки цветных мелков, я уже вам говорила. Он еще давал мне прочитанные газеты, если вы это считаете подарком.
- Да, вы сказали, что он всегда отдавал вам утренний выпуск "Таймс"?
- Да, сэр. Он мне как-то сказал, что покупает эту газету из-за объявлений. Знаете, объявления о работе.
- Значит, в понедельник утром он отдал вам газету?
- Он всегда отдает мне газеты в полдень. И в этот понедельник он отдал мне газету в полдень.
- В это утро все было как всегда?
- Да, сэр.
Но мне показалось, что Вулфу что-то не понравилось во взгляде девушки.
Я, правда, ничего такого не заметил. Но его, очевидно, не удовлетворил ответ, и он повторил вопрос:
- Ничего такого, что привлекло бы внимание?
- Нет, сэр Хотя вот вырезка.