И так каждую неделю в течение трех лет - словно приходили на кладбище. Но вот ты
вернулся, и на ней ты совсем на себя не похож.
Моска встал и подошел к Глории. Положив ей руки на плечи, он взглянул на фотографию и сразу не мог понять, отчего она его так раздражает.
Голова откинута назад - он специально встал так, чтобы были видны черные и белые диагональные нашивки на рукаве. Лицо смеющееся, совсем
юное, с наивным, беззаботным выражением. Мундир сидит как влитой. Стоя под палящим южным солнцем, он, подобно тысячам других солдат, позирует
для памятной фотографии.
- Что за идиотская улыбочка! - сказал Моска.
- Не издевайся над ним! Ведь все эти три года у нас только и была эта фотография. - Она помолчала. - Ах, Уолтер, знал бы ты, как мы плакали
над ней иногда, когда ты подолгу не писал, когда до нас доходили слухи о потопленном транспортном корабле или о крупном сражении. В день высадки
<6 июня 1944 года войска союзников открыли второй фронт в Европе высадкой американских подразделений.> мы не пошли в церковь. Твоя мать сидела
на кушетке, а я не отходила от радиоприемника. Так мы и сидели весь день. Я не пошла на работу. Я все настраивала радио на разные станции.
Как только одна станция переставала передавать новости, я находила другую. Но там повторяли все то же самое. А мать сидела, сжимая платок в
руке, но не плакала. В ту ночь я спала здесь, в твоей комнате, в твоей кровати, и взяла с собой эту фотографию. Я поставила ее на тумбочку и
пожелала тебе доброй ночи, а потом мне приснилось, что тебя нет в живых. Но вот ты вернулся, Уолтер Моска, живой и здоровый, и ты совсем не
похож на этого парня с фотографии. - Она хотела улыбнуться, но заплакала.
Моска смутился. Он нежно поцеловал Глорию.
- Три года - немалый срок, - сказал он.
И подумал: "В день высадки я был в каком-то английском городке и пил. Я пил с малышкой-блондинкой, которая уверяла меня, что впервые в
жизни пьет виски, а потом уверяла, что впервые в жизни легла в постель с мужчиной. Так я отмечал день высадки - причем самым большим праздником
для меня было то, что я не участвовал в операции". Его так и подмывало рассказать Глории всю правду - что в тот день он не думал ни о них, ни о
том, о чем они сами тогда думали... Но только заметил:
- Мне просто не нравится эта фотография... И еще не понравилось, что, когда я вошел, ты сказала, будто я совсем не изменился.
- А разве не забавно, - сказала Глория, - что, когда ты вошел, ты выглядел совсем как на этой картинке. Но потом я присмотрелась к твоему
лицу повнимательнее и поняла, что мне это только показалось и ты прямо на глазах меняешься.
Мать крикнула им из кухни:
- Все готово! - И они пошли в столовую. На столе стояли все его любимые блюда: свежий ростбиф, жареная картошка, зеленый салат и
здоровенный кусок желтоватого сыра. Скатерть была ослепительно белая, и, только покончив с едой, он заметил, что около его тарелки лежит не
тронутая им салфетка. Все было хорошо, но не так, как он об этом мечтал.
- Ну что, - спросил Альф, - сильно отличается от солдатской шамовки, а, Уолтер?
- Еще бы! - сказал Моска. Он достал из нагрудного кармана короткую толстенькую сигару и уже собрался раскурить ее, как вдруг заметил, что
все - и мать, и Глория, и Альф - смотрят на него с нескрываемым удивлением.