– Садись и доложи.
Как всегда, он устроился в большом кресле. Я пододвинул другое кресло, поменьше, и сел.
– Для начала вам лучше познакомиться с копией моих показаний сержанту Стеббинсу.
Я передал Вулфу копию протокола допроса на четырех страницах. Обычно ему достаточно прочесть один раз, однако в данном случае он опять вернулся
к первым двум страницам, где я дословно изложил беседу с Пьером Дакосом.
– А что ты не включил в свои показания? – взглянул на меня Вулф.
– Мой разговор с Пьером приведен полностью. Слово в слово. Из остального – тоже практически все; не упомянул только, что вы явились вооруженным
увесистой тростью и сказали мне, что, по вашему мнению, я не мог поступить иначе. А так все здесь на бумаге: и слова и поступки. И, конечно, я
опустил собственные догадки. Их я оставил для Стеббинса. После моего ухода Пьер Дакос нащупал что то в кармане и вытащил этот предмет на свет.
То была алюминиевая трубка, в какие упаковываются сигары «Дон Педро». Отворачивая колпачок, он держал трубку перед глазами, всего в нескольких
дюймах. Вы сами видели его лицо. На полу валялись кусочки алюминия, и я различил на них отдельные печатные буквы. Естественно, специалисты
собрали их и показали Стеббинсу. И конечно же они скоро придут к аналогичному заключению, а потому я счел целесообразным самому все выложить
Стеббинсу.
Вулф покачал головой. Не знаю только, относилось ли это ко мне или к Стеббинсу.
– Что еще ты рассказал ему?
– Ничего. У меня больше ничего и не было… И никому другому… Ни медицинскому эксперту, ни лейтенанту Бернему, которого вы никогда не встречали. Я
не считал, но, по словам Фрица, всего перебывало у нас девятнадцать человек. Дверь Южной комнаты опечатана. Специалист по взрывным устройствам
собирается там поискать возможные улики, по всей вероятности, уже сегодня днем.
Когда Вулф хочет что то хорошенько обдумать и находится в кабинете за своим письменным столом в самом удобном для него кресле, он обычно
откидывается назад и закрывает глаза, однако спинка кресла в спальне не имеет нужного угла наклона, поэтому он лишь прищурился и стал дергать
себя за мочку уха. Так продолжалось минуты две.
– Ничего, – произнес он наконец. – Абсолютно ничего.
– Согласен. Ведь вы – величайший сыщик в мире. Но Стеббинс не верит. По его мнению, Дакос все таки кое что мне сообщил – возможно, не фамилию, а
просто дал какой то намек, который я не включил в свои показания, поскольку мы намерены опередить полицию и сами поймать убийцу. Безусловно, мы
этого хотим – по крайней мере, я хочу. Могло ведь так случиться, что колпачок отвинтил бы я сам. Следовательно, я в неоплатном долгу перед тем
малым, который все это устроил.
– Я тоже. В моем собственном доме, в то время, когда я мирно спал в своей кровати. Это… это…
Я удивленно поднял брови. Впервые за многие годы нашей совместной работы Вулф оказался не в состоянии подобрать подходящие слова.
Он с силой ударил кулаком по подлокотнику.
– Итак. Позвони Феликсу и передай: мы будем у него обедать… – Он взглянул на стенные часы. – Через полчаса. Если комнаты на втором этаже заняты,
то на самом верху, где удобно. Известны ли тебе какие нибудь другие источники информации о Пьере Дакосе, кроме ресторана «Рустерман»?
Ответив, что такие источники мне не известны, я поднялся, подошел к телефону, стоявшему на тумбочке у кровати, и набрал нужный номер.
Глава 3
На самом верхнем этаже ресторана «Рустерман» когда то располагалась квартира Марко Вукчича, бывшего хозяина заведения и друга детства Вулфа, с
которым они вместе росли в Черногории.