Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том второй - Петр Алешкин

Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах

Том второй

Петр Алешкин

Юрий Васильев

© Петр Алешкин, 2016

© Юрий Васильев, 2016

ISBN 978-5-4483-4890-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава IV. Крестьянское движение в Тамбовской губернии в условиях кульминации политики военного коммунизма

4.1. Возникновение и развитие крестьянского движения на Тамбовщине

Причины и факторы крестьянских волнений в Тамбовской губернии. Восстание крестьян 1920—1921 гг. в Тамбовской губернии, более известное под названием антоновщина, явилось крупнейшим крестьянским восстанием в условиях кульминации политики военного коммунизма. Что же столкнуло тамбовских крестьян с новой революционной властью, именовавшей себя «рабоче-крестьянской»? Предпосылки продовольственного кризиса в России были заложены еще в годы Первой мировой войны, обрушившей на широкие слои населения России неисчислимые бедствия, среди которых скоро стал доминировать голод. Лозунг «Хлеб голодным!» был одним из главных в русских революциях 1917 г. – и Февральской, и Октябрьской. Появление этого лозунга само по себе свидетельствовало о неудаче продовольственной политики и царского, и Временного правительств, хотя и то, и другое принимали, казалось бы, необходимые меры. Уже в августе 1915 г. были введены твердые цены на хлеб для правительственных закупок (на военные нужды). В декабре 1916 г. кризис правительственных заготовок заставил встать на путь хлебной разверстки, то есть распределения государственной потребности в хлебе между губерниями, селениями, хозяйствами в качестве обязательств на его поставку. Хлебными поставками обязывались даже незерновые губернии – Вологодская, Новгородская, Костромская и др. В хлебопроизводящих же районах разверстка сразу оказалась непосильной для крестьянских хозяйств. Со всей определенностью об этом заявила Тамбовская губернская земская управа, потребовавшая снижения поставок: «Не считая себя вправе сознательно вести население к бунту и голоду, губернская управа не находит возможным производить разверстку в указанных министром земледелия размерах»1.

И твердые цены, и продразверстка оказались малоэффективными из-за своей ограниченности закупками на военные нужды. Держатели хлебных запасов, имевших рыночное значение, предпочитали спекулировать, добиваясь стремительного роста цен, усугубляя продовольственные трудности для неимущих слоев населения, особенно в городах. Созданное Февральской революцией Временное правительство должно было начать именно с продовольственного вопроса – с введения хлебной монополии государства, что означало и установление твердых цен, и передачу всего хлебного запаса (кроме необходимого для продовольствия и хозяйственных нужд владельца) государству через посредство его продовольственных органов. Закон, подготовленный кадетом А. И. Шингаревым и принятый 25 марта 1917 г., имел вполне большевистское название «О передаче хлеба в распоряжение государства». Хлебная монополия должна была опираться на широкую сеть продовольственных комитетов (общественных организаций, демократически возникших на всех уровнях управления – от волостного до общегосударственного) и на систему Министерства продовольствия, созданного 5 мая 1917 г. Имелась и «хлебармия», появившаяся еще в царское время. Однако слишком тесная связь с эгоистическими интересами крупных землевладельцев и торговцев, непоследовательность и нерешительность действий Временного правительства привели к тому, что хлебная монополия и передача хлеба в распоряжение государства на деле осуществлены не были. Провал заготовок из урожая 1917 г. стал очевидным сразу. Уже 20 августа Министерство продовольствия разослало на места директиву: в случае отказа сдавать хлеб должны быть применены меры принудительные, в том числе вооруженная сила. И сила эта применялась, когда хлеб сдавать отказывались крестьяне, особенно в прифронтовых губерниях.

К осени 1917 г. продовольственный кризис охватил практически всю территорию Европейской России, включая фронт. Тамбовская губерния, по составу своего населения была наиболее крестьянская из всех губерний России: на 3, 4 миллиона сельского населения приходилось всего 250 000 горожан, т.е. около 8%. Промышленность была крайне слабо развита; выделялись только суконные фабрики Рассказова (рабочие – полуземледельцы), три свеклосахарных завода, несколько заводов спирта да недавно оборудованный «пороховой завод» (до 2000 человек) – основная «опора большевиков», некоторое значение имели также ремонтный артиллерийский завод в Тамбове (несколько сот рабочих). Довольно сильно были развиты кустарные промыслы (в северных лесных уездах – тележный, гонка дегтя, смолы и т. д., близ Рассказово – вязально-чулочный, в Усманском уезде – холстоткацкий и т.д.). Под помещиками земли было в 1917 г. до 600 000 десятин, из них до 107 000 лучших лугов (у крестьян в наделах до 150 000 десятин луговых угодий). Помещичьи имения в большинстве представляли высококультурные хозяйства. Крестьянские хозяйства велись обычным рутинным способом, но уже выделился сильный слой хозяйственных крестьян. К 1917 г. до 20% крестьянских хозяйств имели площадь пахотной земли от 6 и более десятин на двор, а до 8% – более 10 десятин пашни. Губерния считалась производящей и вывозила в год до 60 миллионов пудов продуктов сельского хозяйства, в том числе до 26 миллионов пудов за границу. Тамбов, Рассказово, Козлов были крупными хлебными рынками, где осуществлялись многомиллионные обороты. Эта крестьянско-помещичья захолустная губерния была вместе с тем и давней вотчиной эсеров. Она долгое время представляла место административной ссылки, немалое число местных крестьян в разное время из нее угодили в более отдаленные места.

Революция внесла значительные изменения в положение тамбовского крестьянства, которое овладело большей частью помещичьих имений и их поделило. Пострадали и крупнокрестьянские хозяйства. Из бывшей помещичьей земли до 72 000 десятин отошли под совхозы, которых к 1920 г. насчитывалось до 150, но ни один не работал сколько-нибудь сносно – все существовали в убыток, все пользовались крестьянским трудом (с исполу), и очень немногие (Ивановский совхоз в Тамбовском уезде) оказывали сколько-нибудь существенную помощь деревне. И отношение к совхозам (через них к Советской власти) почти повсеместно у крестьян было враждебное. Столь же враждебное отношение встречали в большинстве случаев и усердно насаждавшиеся до последнего времени колхозы: по коллективизации Тамбовская губерния оказалась впереди других, но тяга к коллективному хозяйствованию, естественно усилившаяся с истощением инвентаря, была поощряема различными льготами, премиями. Как в совхозах, так и в колхозах нередко оседали прежние помещики, управляющие, дворовые и т. п. Колхозы не менее совхозов стали убежищем для инвалидов и бездельников. Лишь очень немногие из них проявили хозяйственную ценность и успешно противостояли придирчивой критике единоличников. На землеустройство колхозов и совхозов было обращено внимание, но землеустройство крестьян-единоличников было только начато. Чересполосица, дальноземелье тяжким гнетом легли на плечи тамбовского крестьянина.

Распределение земли резко изменилось после 1917 г. В целом число хозяйств лишь незначительно возросло. Но в то время, как группа беспосевных, достигавшая ранее 6%, упала за два года до 1%, число хозяйств с посевами от 6 десятин уменьшилось с 18 до 6,3%. Особенно сильно выразился этот процесс в наиболее хлебных уездах. Так, в Козловском число беспосевных хозяйств уменьшилось с 5,1 до 0,2%; число хозяйств, имеющих до 2 десятин пашни, увеличилось с 29, 9 до 36%; группа хозяйств с 2,1 до 6 десятин возросла с 46, 5 до 53,2%, в то же время группа хозяйств с более чем 6 десятин пашни уменьшилась с 18,5 до 5,6%; причем совершенно исчезла группа крестьянских хозяйств с более чем 13 десятин пашни, а таких было в 1917 г. 2,8% (из них 0,1% имело от 35,1 до 40 десятин). По Кирсановскому уезду (родина антоновщины) данные еще более показательны: группа беспосевных уменьшилась с 9,3 до 0,9%; до 2-х десятин – также уменьшилась с 21,3 до 13,8%, группа от 2,1 до 6 десятин увеличилась с 40 до 66%; группа хозяйств с более чем 6 десятин пашни уменьшилась почти вдвое – с 30,4 до 16,3% (из последних несколько увеличилась, с 11 до 13,7%, группа хозяйств с посевом от 6,1 до 8 десятин, а число хозяйств, имевших более 8 десятин пашни, уменьшилось с 19,4 до 2,6%, т. е. почти в 8 раз. При этом совсем исчезла группа с более чем 16 десятин посева.