Он не обманывал, когда говорил о чудодейственности не просто
биологического тепла, а материнского, особого тепла, поскольку добытый
зверь оказался медведицей, и два вырезанных из чрева медвежонка вместе с
маткой лежали сейчас в углу берлоги. Прежде чем угнездиться самому рядом с
тушей, он взял их, вытащил наверх и забросил подальше в снег...
Во сне она стонала и плакала от боли - отходили обмороженные ноги. И он
скрипел зубами, ощущая ту же боль, разламывающую пальцы, но ни разу не
проснулся до конца, чтобы ощутить явь. Наконец, вырвавшись из тяжкой
дремоты, он обнаружил, что на улице день и отраженный от снега яркий
солнечный свет достает до глубин медвежьей норы, так что можно различить
свои руки.
Инга еще спала, и лицо ее смутно белело на черной шкуре. Мамонт густо
смазал обмороженные и распухшие пальцы медвежьим жиром, намотал портянки
и, пересиливая боль, загнал ноги в сапоги. Пока спутница не проснулась,
следовало сходить и поискать спички: в мерзлом снегу они не могли
размокнуть. Однако едва он сунулся в лаз, как Инга окликнула громким,
шипящим шепотом - потеряла голос.
- Мамонт? Мамонт!.. Где я?
- Ничего не бойся,- он потрогал ее лицо.- Я сейчас пойду искать спички.
Потом разведу костер и приму роды.
- Какие роды?
Она заспала все, что было вчера, и это разгрузило ее психику. Сейчас ей
можно было рассказывать сказки...
- Тебя проглотил медведь. И когда у нас появится огонь, я достану тебя из
брюха. Помнишь сказку про Красную Шапочку?..
- Нет, правда, где я? Наконец я согрелась, первый раз, даже тела не
чувствую... Только ноги ноют.
- Говорю же, в медвежьем брюхе.
- Зачем ты обманываешь?.. Я уже не верю в сказки.
- А жаль... В таком случае, лежи и не шевелись. Береги тепло, скоро его не
будет.
Он выбрался наружу и несколько минут не мог смотреть - резало глаза от
сверкающего солнца и зернистого снега. Мороз давил градусов под тридцать,
заиндевевшие деревья стояли неподвижно, будто соляные разводья в Зале
Мертвых. Мамонт прошел своим старым следом к куче дров, первым делом
поднял и отряхнул от снега волчий треух, натянул его на голову, затем взял
топор и принялся разгребать лезвием снег. Рыл почти до земли, медленно
продвигаясь по пути своего безумного вчерашнего движения к призрачному
старцу. Если бы успел чиркнуть спичкой, запалить заготовленную бересту, не
было бы видения. Живой огонь в один миг вернул бы разум из-за роковой
черты, где начинается бесконтрольная игра воображения... И все-таки,
откуда на Урале взялся еще один снежный человек? Ведь давно уже, от самого
водораздела, гонится он по его следам, проявляя то ли простое любопытство
к себе подобному существу, то ли преследуя Мамонта с определенными целями.
Неужели хранители "сокровищ Вар-Вар" свели с ума и превратили в говорящую
обезьяну не одного только Зямщица?..
Мамонт вскопал длинную гряду снега чуть ли не до следов снежного человека
и ничего не нашел. Он точно определил, где стоял, когда окликнула Инга, и
как потом пошел к пригрезившемуся Атенону, и в каком месте примерно
выпустил из руки коробок, однако снег на этом вероятном пути движения
оказался пуст. Возвращаясь назад, к дровам, он внезапно увидел спичку,
воткнувшуюся в снег вверх серной головкой! Она оказалась с правой стороны,
значит, коробок должен лежать где-то слева. Убрав драгоценную спичку в
бумажник, Мамонт встал на колени и принялся перелопачивать снег,
постепенно увеличивая круг. И с подступающей тоской ощущал, как все меньше
и меньше остается надежды.