Кое-как Мамонт уложил его на бок и ощутил резкую
слабость, обычную после пережитого стресса, вытер вспотевший лоб. В
берлоге было душно, не хватало кислорода, хотя к вони он уже привык и не
замечал тошнотворности запаха.
- Спускайся сюда!- крикнул он в зияющую пустоту лаза.- Быстро!
Сверху не донеслось ни звука. Он пополз к свету, упираясь ногами в стенки,
высунул голову, совсем как медведь. Инга убегала вниз по склону, хватаясь
за деревья, чтобы сохранить равновесие. Мамонт догнал ее, схватил за
шиворот и, не обращая внимания на сопротивление и злое пыхтение, потащил
назад, к берлоге. Откуда и силы взялись... Возле лаза он опрокинул ее и,
как куклу, сунул головой в черную отдушину.
- Не хочу!- захрипела она.- Ты убийца! Зачем ты убил?
От ее протеста отдавало сумасшествием: в момент сильного эмоционального
переживания в ней обострилось то, что было самым слабым в ее психике -
болезненное отношение ко всякой смерти.
- Это зверь,- попытался отвлечь от навязчивых мыслей Мамонт.- А мы с тобой
- охотники, понимаешь? Так устроено в мире: человек всегда охотник, в том
числе, и за диким зверем.
- Он - беззащитный!- хотела крикнуть, но просипела она.
- Нет, это мы сейчас беззащитные! Потому что не звери, а люди, и нам не
выжить без добычи. Мы умрем на морозе, а этот медведь - никогда.
- Это нечестно,- в ней еще бродил и не сдавался обостренный стрессом
юношеский максимализм.
- А я сказал - честно!- прорычал он в лицо.- Это был честный поединок.
Она не сломалась, но замолчала, выбившись из сил и не способная уже ко
всякому сопротивлению.
- Помогай мне!- приказал Мамонт.- Зверя нужно перевернуть на спину.
- Зачем?..
- Не твое дело! Помогай!
Окрики на нее еще действовали. Он снова ухватился за лапу, задрал ее вверх
и стал рывками, по сантиметру, оттягивать зверя о г стены, таким образом,
опрокидывая тушу на хребет. Инга тоже что-то делала, пыхтела рядом, и они
часто стукались головами и встречались руками. Когда медведь наконец
оказался на спине, Мамонт достал нож.
- Раздевайся!
- Как?- опять испугалась она.- Зачем?
- Не задавай дурацких вопросов!- он всадил нож в брюхо зверя и стал
вспарывать шкуру.
- Я не буду раздеваться! Не хочу!
- Тогда это сделаю я!- проревел Мамонт.- Живо раздевайся! Догола!
- Я замерзну!- слабо воспротивилась она.- Не понимаю, что ты хочешь...
- Ты хочешь жить? Если хочешь, выполняй, что я требую.
Инга замолчала, зашуршала курткой. Мамонт вспорол брюхо от грудной клетки
до таза, наощупь располосовал диафрагму, пахнуло теплом...
- Готова? Ну?!.
- Нет еще...
Он спрятал нож, перебрался через тушу и стал сдирать с Инги одежду.
Вытряхнул, выпростал ее из свитеров, штанов и нижнего белья, затем
подхватил поперек и стал заталкивать в горячее медвежье чрево.
- Что?.. Что ты делаешь?- бормотала она.- Что ты со мной делаешь?..
Мамонт упрятал ее в тушу почти с головой, ногами в грудную клетку, стянул
разрез на медвежьем брюхе, будто запахнул спальный мешок.
- Лежи,- сказал примирительно.- И постарайся уснуть. Считай, что ты - в
материнском чреве. Придет утро, и ты родишься, во в горой раз. А человек
всегда рождается в крови и муках. Так что лежи спокойно. Сейчас тебе
станет тепло и хорошо. Потому что нет ничего спасительнее материнского
тепла...
Инга не отзывалась. Мамонт ощупью нашел ее лицо, послушал дыхание -
спутница уже спала.
Он не обманывал, когда говорил о чудодейственности не просто
биологического тепла, а материнского, особого тепла, поскольку добытый
зверь оказался медведицей, и два вырезанных из чрева медвежонка вместе с
маткой лежали сейчас в углу берлоги.