Но, это было лишь лирическое отступление. А теперь давайте посмотрим, как другие описывают Белль Бойд в тот период времени, когда она была в заключении.
В августе 1862 года, редактор «Iowa Herald», Д. А. Махони, эсквайр, влиятельный расист-республиканец, но, тем не менее, энергичный и красноречивый сторонник Конституции и Союза, был вытащен из своей постели, а затем его, не имевшего никакого представления о там, за что он арестован, без предъявления какого-либо обвинения спешно доставили в Вашингтон и бросили в «Старый Капитолий». О том, что он там видел и как страдал, он уже поведал миру в словах, которые покрыли вечным позором преступных и гнусных его преследователей.
А вот отрывки из дневника мистера Махони, опубликованные Карлтоном, Нью-Йорк, дающие нам некоторое представление о том, какая была Белль Бойд в тюрьме:
«В то время, когда меня сидел в «Старом Капитолии», там, среди других узников была и знаменитая Белль Бойд, которой вменялось в вину поражение генерала Бэнкса, в битве с «Каменной стеной» Джексоном в долине Шенандоа. Белль – так ее по-простому, дружески называли арестанты, а с оттенком особой нежности и любви – конфедераты, сидела в тюрьме по обвинению в шпионаже…
То, что среди узников Старого Капитолия находится дама, нам, недавно прибывшим, стало ясно после первой ночи нашего пребывания там – мы услышали «Мэриленд, о мой Мэриленд» – и без сомнения, песню эту пела женщина. Мы спросили – кто это? – и нам сообщили, что это пела Белль Бойд. Некоторые из нас никогда не слышал об этой леди раньше, и посыпались новые вопросы – кто она, откуда, за что сидит…
Белль содержалась в отдельной комнате, но ей было разрешено выходить, и по вечерам ее можно было увидеть в холле у выхода на лестницу. И всякий раз, когда она пользовалась этой привилегией (а так она поступала очень часто), более всех старались встретиться с ней именно жертвы политического террора. Ее камера находилась на втором этаже, а на третьем обитали жители Фредериксбурга…
Но, вернемся к Белль Бойд. Я услышал ее голос в свою первую ночь в этой тюрьме, напевавший «Мэриленд, о, мой Мэриленд», впервые в жизни я услышал песню Юга. Эти слова, волнующие сердце каждого южанина она выпевала в особой, только ей свойственной манере, и вкладывала в них столько чувства, что эта песня не могла оставить равнодушным даже того, кто не сочувствовал Конфедерации. Невозможно было оставаться равнодушным, слушая пение этой леди, вкладывавшей всю свою душу в выражение своих чувств преданности Югу, открытого неповиновения Северу и ее ласковые призывы к Мэриленду, судьба которого и стала сюжетом этой знаменитой песни. Пафос её голоса, а также, похоже, то отстранённое состояние, в котором она находилась, когда её душа, казалось, улетала в те места, о которых была эта песня, её меланхолическая манера трогала всех, кто слышал её, и вызывала не только сострадание, но и интерес (он постоянно увеличивался), и иногда между заключенными и охранниками вспыхивали конфликты.
Кроме камеры Белль Бойд в холл выходили двери еще трех камер – в них сидели, в основном, офицеры Конфедерации. Некоторые из них были лично знакомы с Белль, и они часто беседовали. По вечерам этим заключенным разрешалось ненадолго покидать свою комнату, и они могли перекинуться с Белль парой слов. После того, как эта небольшая привилегия была запрещена, Белль пошла на хитрость – она раздобыла довольно увесистый мраморный шар, потом она писала записку на листе очень тонкой бумаги, заворачивала шар в этот лист, и стоило только охраннику отвернуться, как она толкала шар, и тот катился в одну из камер, где сидели арестованные офицеры. Они читали письмо, писали ответ, заворачивали шар в бумагу – и тот возвращался обратно к Белль. Таким образом, между Белль и ее друзьями установилась стабильная и надежная связь. А вот что произошло после того, как некоторых из нас перевели из комнаты № 13 в комнату № 10.
В комнате № 10 имелся старый и грязный, давно утративший двери встроенный шкаф. И однажды, исследуя его содержимое, я и м-р Шевард обнаружили в полу небольшое отверстие, через которое пробивался свет из камеры снизу – именно эту камеру занимала Белль Бойд. Какое чудесное открытие! Мы тотчас написали записку и на нитке спустили ее вниз через отверстие. Белль заметила ее и сразу же прислала ответ. С той поры все почта стала проходить через дырку в полу камеры № 10 и, хотя лейтенант Миллер и суперинтендант тюрьмы Вуд очень гордились своей прекрасной осведомленностью о каждом случае нарушения тюремного порядка, которое основывалось – как они утверждали – на прекрасном знании состояния каждой камеры (кроме камеры Белль Бойд) – эта почтовая линия – «сквозь пол», так никогда и не была обнаружена. Подробный рассказ об этом мог бы стать не самой скучной главой в истории «Старого Капитолия», если бы она была опубликована в записках Белль Бойд. Но время для этого пока еще не пришло».
Последние слова Махони свидетельствуют о том, что Белль Бойд, «мятежница-шпионка» владеет огромным количеством информации о причастности некоторых высокопоставленных чиновников Вашингтона к различным политическим махинациям и скандалам частного характера, и которую, как она считает, публиковать еще рано и неблагоразумно. «Время еще не пришло».
«Белль обычно начинала свою вечернюю развлекательную программу, – пишет Махони, – с «Мэриленд». И по сей день, эта патриотическая и воодушевляющая песня, написанная молодым Рэндаллом из Балтимора, несомненно, является своего рода «Марсельезой» Юга. Поскольку в Англии она пока мало известна, я приведу здесь ее полный текст:
«Из-за этой песни, – продолжает Махони, – у Белль часто возникали конфликты с дежурным охранником, прохаживавшимся у дверей ее комнаты. Это была, конечно, провокация, но есть ли вообще такое место на земле, где можно было бы держать под арестом женщину, в особенности, такую, которую – каковы бы ни были ее преступления, – весь мир считал настоящей леди?»…
Многие патриотически настроенные леди Балтимора был арестованы федералами за пение «Мэриленд». Однако, что скажет английский читатель о таком случае? На одном из самых знаменитых лондонских салонов с угощением и концертной программой, излюбленном месте отдыха литераторов, актеров, поэтов, и интеллектуалов, за последние, как минимум, сто лет, знаменитому хору мальчиков, лучшему хору в мире, не считая хора Сикстинской капеллы, после того как они выучили слова и прониклись духом песни «Мэриленд», запретили петь ее из-за опасений, что это может нанести оскорбление. ОСКОРБЛЕНИЕ КОМУ?! Они бы скорее оскорбили кого-то, если бы спели Марсельезу.
Но вернемся к нашей «птичке в клетке».
По воскресеньям, когда в тюрьму приходил священник, Белль разрешалось гулять по тюремному дворику. Перед прогулкой она всегда прикрепляла к платью маленький флаг Конфедерации. И как только она появлялась, каждый конфедерат оказывал ей уважение и все знаки внимания, которые ему были доступны в данной ситуации. Большинство из них снимали свои шляпы, а она, с грацией и достоинством, которым могла бы позавидовать сама королева, подавала им руку. А затем она занимала свое излюбленное место, в уголке, возле священника. Мы же, узники-северяне, завидовали конфедератам, лично знакомым с Белль Бойд, поскольку столько нежности и сочувствия можно было увидеть только в прекрасных глазах этой дамы. Именно так она смотрела на них.
Положение Белль было весьма непростым. Если бы она сидела в одиночной камере без права покидать ее, ее здоровье и разум, возможно, не выдержали бы мучений от ощущения полной изоляции и одиночества, но в противном случае она подвергалась негативному воздействию недоброжелательных взглядов более чем сотни заключенных, в большинстве своем незнакомых ей людей, многие из которых, по законам войны, являлись ее врагами. Но это было еще не все.