Всё началось в конце восьмидесятых годов. Попал он служить в одну из воинских частей Сибирского военного округа, в артиллерийский дивизион, наводчиком противотанкового орудия. Как говорится, масть катила, служба подходила к концу. И надо же было такому случиться! Один из молодых солдатиков, этот «душара» конченый, посмел огрызнуться ему, «дедушке». Пришлось преподать урок уважительного отношения к старослужащему товарищу. Ну, вспылил, не рассчитал силу. С кем не бывает? Не убил ведь. Подумаешь, у парня сломана челюсть и выбито несколько зубов, повреждена барабанная перепонка и частично оторвано ухо. «Духа» вылечат, а несчастному «дедушке» светил дисциплинарный батальон.
«Как бы не так!» – решил для себя Майрбек и пустился в бега.
Через три недели скитаний по городам и весям осел в родном Грозном. О трудоустройстве не могло быть и речи, а жить хотелось, причём красиво жить. И началось! Грабежи, разбойные нападения, «командировки» в Москву для оказания помощи землякам в налаживании криминального бизнеса. Не гнушался Майрбек и изнасилованиями, благо русскоязычных женщин и их сочных молоденьких дочурок было полным-полно в республике. Так продолжалось больше года, пока преступную группу, в которой он состоял, не повязали на месте очередного преступления. Закрыли славного парня Майрбека в камере Грозненского СИЗО. Через неделю вывели на очередной допрос.
– Ну, что, орёл, долетался? – начал допрос матёрый, повидавший всё и вся за долгие годы службы следователь.
Здоровенный чеченец спортивного телосложения, ростом под метр восемьдесят с массивной челюстью и перебитым носом, наверное, профессионально занимавшийся боксом, сидел за письменным столом, потирая ладони. Казалось, что короткие рукава его коричневой футболки того и гляди лопнут, распираемые бицепсами. Когда Майрбек увидал этого «франкенштейна» и размеры его кулаков, у него внутри всё похолодело, потому что эта «машина» способна только калечить или убивать. Предчувствия его не обманули.
– На понт берёшь? Ничего на меня нет и быть не может, – попытался оправдаться Майрбек. – Я мимо проходил, когда мусора налетели.
– Конечно, мимо проходил. Я разве спорю? – сказал следователь, вставая из-за стола и обматывая кулак правой руки вафельным полотенцем. – И зовут тебя Лечи Нухаев? И ты ничего не видел и не слышал и вообще ни в чём не виноват. Так?
– Так! – успел промямлить Майрбек, прежде чем следователь сокрушительным ударом в область правого подреберья свалил его с табурета.
Мало того, что от удара перехватило дыхалку, так ещё и головой стукнулся об угол сейфа при падении.
– Беспредел творишь, начальник! – выдавил из себя сквозь кашель Майрбек, как только начал дышать.
Вместо ответа следователь поднял его за шиворот и вторым ударом, только в район солнечного сплетения, сложил пополам.
– Это ты мне, падаль, про беспредел базаришь? – следователь разогнул скрюченное, кашляющее тело и силой усадил обратно на табурет. – А покалеченный тобою и оглохший на одно ухо рядовой Укропцев – это беспредел?
Майрбек потерял дар речи от неожиданности. Он думал, что тот случай уже забылся.
– А между тем это тянет на срок до двух лет, по статье двести сорок четвёртой: неуставные отношения. И это – раз! – и очередной удар свалил Майрбека на пол. – Я тебе разрешал покидать табурет? – гаркнул «франкенштейн», усаживая обмякшее тело на прежнее место. – Натворил дел, обоссался и дёру! А это, согласно статье двести сорок седьмой – дезертирство – тянет на срок от трёх до семи лет. Это – два! – Майрбек опять оказался на полу.
Следователь водрузил импровизированную боксёрскую грушу обратно на табурет.
– Чёрт с ним, с этим русским. Россия большая, баб много, нарожают ещё. Но в этот раз ты и твои подельники облажались по-крупному! Обидели вы хорошего, уважаемого человека, и ваше счастье, что обошлось без мокрухи. Сейчас ваши действия тянут на срок от шести до пятнадцати лет по статье сто сорок шестой: разбой по предварительному сговору группой лиц.
– Никакого сговора не было! – кашляя, выговорил Майрбек.
– А ты говорил, что мимо шёл?! Как же так, дорогой ты мой Майрбек Атлангериев? Это – три! – опять грязный, с кровавыми плевками пол оказался перед лицом Майрбека.
Следователь снял полотенце с руки и сел за письменный стол.
– Что, гнида, удивлён? Вот твоё личное дело, – следователь показал папку. – И нечего здесь в «незнанку» играть!
Через час с небольшим Майрбек лежал на шконке в душной переполненной камере, уткнувшись лицом в стену, приходил в себя и готовился к худшему. Чистосердечного признания следователь от него так и не добился.
– Вот суки, что творят! – сказал один из новеньких сидельцев, появившийся в «хате», пока Майрбек был на допросе.
Майрбек, превозмогая боль, нехотя повернул голову, посмотрел на новенького и сразу же узнал его. Это был его старый знакомый Хизар Дакаев. Они жили в одном доме. Перед тем как уйти в армию, Майрбек и Хизар вместе тусовались, несмотря на то, что особой дружбы и доверия между ними не было. Они были совершенно разными людьми. Майрбек окончил десять классов школы, ему нравилась математика, поэтому и попал служить в артиллерию, а Хизар после седьмого класса бросил школу и сидел на шее у родителей. Диагноз: «лёгкая степень умственной отсталости – дебильность», выставленный врачами в детстве, накладывал свой отпечаток на всё. Хизар отличался от своих сверстников патологической жестокостью, был труслив и туп, хотя во всех уличных потасовках был в первых рядах. Как это сочеталось, непонятно. Перевалив двадцатилетний рубеж, Хизар ушёл из дома. Родители вздохнули с облегчением. Жить как-то нужно было, а зарабатывать на жизнь честным трудом совершенно не хотелось. Разгул бандитизма в республике пришёлся как нельзя кстати. Улица и группировки с распростёртыми объятиями приняли Хизара. Сколько дорожка ни вьётся, а всё равно приводит к развилке. Направо пойдёшь – в тюрьму попадёшь. Налево пойдёшь – могильный холмик найдёшь. Так он оказался в одной камере СИЗО с Майрбеком и светившим ему сроком – от трёх до семи лет за хулиганство по двести шестой статье. Отмазаться, сославшись на врождённое заболевание, не получилось, эксперты не стали заморачиваться и признали его дееспособным. В камере товарищеские отношения, прерванные службой в армии одного из них, вышли на новый уровень.
Через месяц затворничества Майрбека вывели из камеры на очередной допрос и привели в комнату, которая за это время стала для него родной. За решётчатым окном под самым потолком комнаты светило тёплое октябрьское солнце 1991 года. За столом сидел всё тот же матёрый следователь. Перед ним на столе лежала папка уголовного дела и знакомое до боли, в прямом смысле этого слова, вафельное полотенце.
– Ну что, не надумал говорить правду? – начал допрос следователь.
Майрбек молчал, неотрывно глядя на полотенце.
– Можешь молчать, вопрос по тебе уже решён, суда не будет.
Майрбек поднял глаза на следователя, впервые проявив интерес к разговору.
– Что смотришь? Решено тебя и твоих подельников отдать родственникам обиженного вами человека.
Майрбек испугался не на шутку. Он догадывался, какая участь ожидает его, попади он в руки родни этого терпилы7, и вот мысли материализовались.
– А если я напишу чистосердечное признание? – спросил полушёпотом Майрбек. – Уж лучше срок мотать.
– Ладно, расслабься! А то всю комнату зассышь от страха, – ухмыльнулся следователь. – Тебе повезло. Джохар решил дать таким ублюдкам, как ты, амнистию. Для тебя есть одно «но». В республике создаётся президентская гвардия и вооружённые силы. Учитывая твою воинскую специальность, решено предложить тебе поступить на службу в полк полевой артиллерии. Согласишься служить республике и человеку, благодаря которому ты не будешь кормить лагерных вшей, – молодец. Откажешься…