- Ей бесполезно делать замечания, - улыбнулась Надя, - не порти себе нервы.
- Как ты можешь с такой дружить? Она тебя ненавидит.
- Ну, это сильно сказано, просто Анюта слегка завидует тем, у кого жизнь складывается удачнее, чем у нее, - спокойно ответила Надюша, - мне жаль Нюшу.
В этом высказывании вся Надя. Что же касается везения, то оно пошло к Киселевой непрерывным потоком. Сначала они с мужем написали кандидатские диссертации, а в 1996 году открыли частную лечебницу. Несмотря на огромную конкуренцию в мире медицинских услуг, дела у них завертелись на зависть многим. Надя и Богдан оделись, купили дорогие иномарки, начади ездить по три раза в год отдыхать в Испанию, и было очевидно, что всех заработанных денег им не потратить никогда. Казалось, у Нади не жизнь, а масленица. Но девять дней тому назад все разом кончилось.
Богдан вместе со своим заместителем Егором Правдивым отправились по делам за город, подробности того, что произошло потом, мне неизвестны. Знаю только, что по дороге, почти на въезде в Москву, у них отчего-то загорелась машина, джип, хороший, дорогой, практически новый автомобиль. Он принадлежал Богдану, и сам хозяин находился за рулем. Егор успел выскочить, а водитель нет. Обгоревшее до головешки тело Богдана достала служба МЧС. Мы похоронили его на Митинском кладбище, вернее, сожгли то, что осталось, в крематории.
Надя держалась изумительно. Анюта Шахова падала в обморок, билась в рыданиях, демонстративно пила валокордин и рвала на себе волосы. Вдова, внешне достаточно спокойная, стояла возле гроба. По ее щекам не текли слезы, и она не опиралась ни на чьи руки. Просто молча смотрела на закрытый гроб. Но я увидела, чту нее мелкомелко дрожит щека, и поняла, что Надюша еле сдерживается. Просто хорошее воспитание не позволяло ей кликушествовать.
Потом были поминки, на которые собралось безумное количество людей. Нанятые официанты сбились с ног, таская блюда с блинами. Сначала, как принято, выпили за помин души, сказали массу хороших слов вдове, клялись в вечной любви и дружбе. Затем, поднабравшись, заговорили о своем, понесся смех... Не хватало только оркестра и плясок.
Но, как водится, обещавшие вечную преданность наутро забыли о вдове и сегодня, на девять дней, собралось всего одиннадцать человек.
Я не люблю ходить на поминки, честно говоря, просто не знаю, как себя на них вести. Веселиться нельзя, сидеть со скорбным лицом глупо, поэтому при первой возможности я убежала на кухню и попробовала помочь по хозяйству. Но домработница и горничная весьма вежливо вытеснили меня в холл, пришлось возвращаться в гостиную. Я уже почти дошла до комнаты, когда раздался звонок. Горничная Соня высунулась из кухни и, показывая мокрые руки, попросила:
- Евлампия Андреевна, не сочтите за труд, откройте, а то я посуду мою.
Я загремела замком. На пороге возник странный парень, лет семнадцати с виду, одетый плохо, вернее, бедно.
- Телеграмма, - рявкнул он, - Надежде Киселевой, это вы?
Думая, что кто-нибудь из знакомых прислал соболезнование, я пробормотала:
- Давайте.
- Вы Киселева? - не сдавался юноша.
- Можете отдать мне.
- Нет, - протянул курьер, - требуется расписаться.
- Где квитанция?
- Фигушки, - совершенно по-детски заявил работник почты, - зовите Киселеву.
Видя такое рвение, я кликнула Надю. Та получила небольшой листок, развернула его и, сильно побледнев, опустилась на стул.
- Что? - испугалась я. - Мама?
Софья Михайловна уже десять лет, как живет в Израиле, Надя ездит к ней несколько раз в год. Подруга покачала головой.
- Что тогда?
По-прежнему не в силах вымолвить ни слова, Надюша протянула мне телеграмму.