Едва взошло солнце, как 1-й корпус переправился через реку. Сразу же за ним последовали 2-й, 3-й, и резервная кавалерия. Палатки Императора были разбиты на господствующих высотах противоположного берега. Здесь мы собрались, чтобы созерцать великолепное зрелище. Генералу Барклаю, имеющему всего одну дивизию, не удалось сорвать нашу переправу. Ковно был занят без сопротивления, и Император разместил в нем свою штаб-квартиру, уже оттуда наши войска пошли на Вильно[21]. Генерал Барклай отступил. Ожидая ряд приказов от нескольких генералов, я имел возможность видеть, насколько хорошо выглядят наши полки, как высок их энтузиазм и размеренность, с которой они выполняли все свои действия. Вечером 27-го Император присоединился к авангарду; и на следующее утро, после небольшого сопротивления, наши войска вошли в Вильно, где их встретили бурными овациями. Таким образом, кампания продлилась всего десять дней с момента его начала, и цель Императора была достигнута. Обе русские армии разошлись, а генерал Барклай отступал в укрепленный лагерь Дрисса[22] на Двине, оставляя открытой Литву, поскольку он должен был перекрыть дорогу на Санкт-Петербург. В то же время, князь Багратион отошел от Немана для того, чтобы воссоединиться с Барклаем, но наши войска уже вклинились между армиями этих двух генералов. В течение всего времени пребывания Императора в Вильно, корпуса Великой армии действовали на территории всей Литвы, повсюду преследуя русских. Король Неаполя[23], со своей кавалерией, а также 2-м и 3-м корпусами, следовал за отступающим к Дриссе генералом Барклаем. На Минской дороге 1-й корпус, оборвал все его связи с князем Багратионом, рядом с которым очень близко располагались 5-й, 7-й и 8-ой корпуса. Они, возглавляемые принцем Жеромом[24], сформировали крайний правый фланг нашей армии. 4-й и 6-й корпуса разместились около Вильно, гарнизон которого был сформирован из полков Императорской Гвардии. Нам постоянно сопутствовала удача: каждый офицер, отправлявшийся с приказами, возвращался в штаб только с хорошими новостями. Погода, правда, не радовала: бурные ливни сменяла невыносимая жара, и эти резкие скачки температуры воздуха, а также нехватка кормов, вызвали большие потери среди наших лошадей. Также и дороги, состоявшие в основном из длинных жердей, свободно уложенных на болотистую почву, были полностью уничтожены непогодой. Понемногу начала ощущаться нужда в ресурсах, ведь армия жила за счет запасов этой страны, а они, сами по себе незначительные, ежедневно таяли, поскольку все они являлись результатом сбора урожая прошлого года.
Солдаты, я имею в виду отставших, уже занялись мародерством, и дисциплина в этих подразделениях резко упала[25]. Но успех, казалось, оправдывал все, и Император теперь стремился только закрепить все те достижения, которые были достигнуты в начале этой кампании. Первое, что привлекло его внимание – это географическое положение Вильно. Протекающая через город река Вилия, судоходна до ее слияния с Неманом, а Неман судоходен до самого моря. Это обстоятельство побудило Императора сделать Вильно местом, где размещались бы его главные склады и хранилища. Поэтому в этот город из Данцига и Кенигсберга были перевезены большие склады, и было произведено множество работ, чтобы воплотить эту идею после такого быстрого и решительного захвата. И в то же время Наполеон не пренебрегал ничем, чтобы могло принести ему выгоду от политической важности столицы Литвы.
Едва мы овладели Вильно, как литовский нобилитет потребовал воссоздания Королевства Польского. Собранный в Варшаве с разрешения Императора конгресс, объявил о его воссоздании и послал делегацию в Вильно, чтобы добиться присоединения Литвы и заручиться поддержкой Императора. В своем довольно туманном ответе Наполеон дал им понять, что он примет решение после этого события, заявив, однако, что он гарантировал императору Австрии целостность его владений, и поэтому поляки должны отказаться от каких-либо притязаний на Галицию.
Этот ответ не обескуражил поляков, охваченных самыми пламенными надеждами на восстановление своей независимости. Постановление Сейма Великого Герцогства Варшавского объявившее о воссоздании Королевства Польского, было радостно воспринято по всей Литве.
В кафедральном соборе Вильно состоялась праздничная церемония, там собралась вся знать. Мужчины появились одетые в старопольские костюмы, а женщины украсили себя лентами национальных цветов – красного и фиолетового. После торжественной мессы был зачитан Акт о воссоединении, и встретили его радостно и единодушно. Прозвучал «Te Deum», и сразу же по окончании церемонии этот закон был направлен герцогу де Бассано[26], чтобы представить его Императору, принявшему этот документ весьма любезно. Прежде всего, было организовано гражданское правительство, первым действием которого было объявление полной мобилизации мужчин. В то же время, на фоне подготовки к войне, состоялось множество балов и концертов. Будучи участниками этих празднеств, мы с трудом верили, что мы сейчас находимся в столице страны, разоренной двумя враждующими армиями, и жители которой так сильно страдают и бедствуют.
И если сами поляки иногда поражались от такого зрелища, они, тем не менее, давали понять, что они не посчитаются ни с какими жертвами во имя освобождения своей страны[27].
Пребывание Императора в Вильно дало мне возможность подробно ознакомиться с составом генерального штаба. При Императоре были его Верховный распорядитель Двора, Великий конюший Франции, личные помощники-адъютанты, офицеры-ординарцы, помощники его личных адъютантов и несколько секретарей – все они находились непосредственно при Императоре. Начальник генштаба (Бертье) имел восемь или десять личных адъютантов, а также достаточное количество чиновников, чтобы вести документацию столь большой армии. Генеральным штабом, состоящим из офицеров всех рангов, непосредственно руководил генерал Монтион[28]. Административный состав, руководимый генерал-интендантом графом Дюма, занимался самыми различными вопросами, которые вели инспектора и военные интенданты, комиссары и офицеры медицинской службы, и в каждой из ветвей этой структуры у всех этих офицеров были подчиненные, выполнявшие непосредственно саму работу. Когда князь Невшательский устроил им смотр в Вильно, зритель издалека мог бы подумать, что это полки различных родов войск. Но так получилось, что, несмотря на усердие и способности генерал-интенданта, этот огромный административный орган, громоздкий и ненормально многочисленный, был практически бесполезен с самого начала кампании, а со временем нанес армии немало вреда. Давайте на секунду рассмотрим это необычайное скопление в одном месте такого потрясающего числа слуг с лошадьми и багажом, и тогда мы, вероятно, сумеем получить некоторое представление о той странной картине, которую при этом представлял генеральный штаб. Поэтому, когда Император двигался, с ним было лишь небольшое количество штабных офицеров: остальные либо шли впереди, либо позади. В поле, в ночное время палатки ставили только для Императора и князя Невшательского. Остальные генералы и офицеры ночевали в бивуаках как обычные солдаты.
Обязанности адъютанта генерал-майора не были обременительными. Свою службу ежедневно несли двое – один отправлял приказы, а второй получал депеши и принимал офицеров, которые их приносили. Таким образом, мы выходили на дежурство лишь каждые четыре-пять дней, если один из нас не был в отъезде. Но так случалось редко, так как обычно генштаб отправлял офицеров с поручениями. В личном общении с нами, князь Невшательский был как добр, так и строг – эта смесь столь различных качеств являлась характерной особенностью его натуры. Хотя он, казалось, совершенно не обращал на нас внимания, когда наступал нужный момент, мы были уверены, что он проявит интерес и решит вопрос в нашу пользу; и в течение своей долгой военной карьеры он никогда не слыл тем, кто пренебрегает продвижением по службе тех, кто ему подчинен. После квартиры Императора выбиралось жилье для него, но поскольку он всегда жил на одной квартире с Наполеоном, его собственные квартиры выбирали его личные адъютанты. Одному из них, г-ну де Перне, доверялось все, вплоть до мельчайших деталей его жилья, и такое отношение к делу может быть с успехом принято в качестве образца для любого учреждения. И даже будучи очень занятым, князь де Невшатель всегда находил время, чтобы убедиться, что его адъютанты ни в чем не нуждаются. Это было прекрасно – не думать о мелочах, чтобы иметь возможность заниматься самообеспечением и осознавать, что мы во всех отношениях устроены лучше, чем остальная часть армии. Характер нашей службы не требовал частого общения с князем; почти весь день он писал и в такой форме передавал указания Императора, посему мы нечасто его видели. Он был воистину образцом аккуратности, пунктуальности, исполнительности и преданности. Вместо отдыха после утомительного дня он всю ночь проводил за письменным столом. Часто он просыпался, чтобы переделать заново всю работу, сделанную в течение прошедшего вечера, но не только не получал за это никакой похвалы, а иногда даже строгий выговор или другое, менее тяжелое взыскание. И, тем не менее, ничто не могло ослабить его рвение – ни физическая усталость, ни изнурительная, казалось бы, совершенно непосильная для обычного человека работа за письменным столом – ничто не могло поколебать его терпения. Одним словом, если должностные обязанности князя Невшательского не способствовали развитию его талантов как одного из высших командиров, весьма трудно было бы найти второго такого же человека, в котором воедино соединялись те физические и моральные качества, столь необходимые для служения такому человеку, как Император.