Десять секунд…
Никакое это не преступление, просто работа такая.
Полвека назад государство сожрало бы нас с потрохами, переварило и включило в себя в сильно ухудшенном варианте – пожалуй, только для того,
чтобы мы разлагались вместе с ним. Тридцать лет назад оно сумело бы сделать то же самое, но уже не столь легко. Двадцать лет назад оно,
возможно, уже отступилось бы – но тогда Корпорации еще не существовало. А десять лет назад, когда мы уже существовали, государство как раз
обзавелось очень тонкой кишкой и не могло ровным счетом ничего, так что мы остались сами по себе, в каковом качестве пребываем и поныне.
Мы очень молоды. Любая созданная людьми структура – она как человек, и точно так же она проходит стадии бестолкового детства, бурной
молодости, творческой зрелости и так далее, пока не впадет в старческий маразм, в каковом может застрять надолго, но в конце концов труп
все равно закопают. Любопытно, что этот цикл более или менее совпадает со средним сроком человеческой жизни. Хотя это как раз понятно:
любая общественная структура управляется людьми. Уходят зачинатели – и отрицательный отбор делает свое дело.
Жить надо долго, но в меру. Не желаю на старости лет увидеть Корпорацию в маразме.
Впрочем, для пилота этот шанс не слишком велик. Чересчур много случайностей. Вот как откажет сейчас маршевый двигатель – долго ли я
продержусь на орбите? Полвитка.
Девять…
– Третий, ты в порядке?
– В порядке, не мешайте работать.
Наверное, телеметрия идет ненормальная. На «Грифе» волнуются.
Восемь…
Жаль, нет времени выровнять скорости, подойти к цели вплотную и смести ее с орбиты шквалом свинца в упор. А еще жаль, что у меня пулеметы,
а не орудие – влепил бы один снаряд, и всех делов…
Цель существовала только на мониторе локатора – я не видел ее на обзорном экране. Не так-то просто разглядеть быстро перемещающуюся светлую
пылинку на фоне облачного покрова над дневной стороной планеты. Зато я видел шаттл – он полз низко над горизонтом и в косых солнечных лучах
сиял, как нарядная елочная игрушка.
Семь…
Пожалуй, в первый раз я ощутил что-то вроде укола совести. Умом я понимал, что делаю работу, от которой моей стране по меньшей мере не
станет хуже, и знал, что я обязательно доведу ее до конца. До Штатов мне попросту не было никакого дела, как и до их военно-космической
программы, а вот перед теми ребятами, что сидели в «Пасифисе», было немного стыдно. Они гнались за куском железа, не ведая, что сейчас я
уведу его у них из-под носа… тайно, как вор. И впервые я подумал, что у меня не такая уж хорошая работа.
Шесть…
Пламени из стволов они не увидят – там надежные пламягасители. Зато вполне могут заметить короткие хаотичные вспышки – работу моих
двигателей ориентации. Если бы тем дело и кончилось, вряд ли астронавты стали бы докладывать вниз о каких-то там вспышках. Иной раз в
космосе и не то мерещится, болтающаяся возле иллюминатора отшелушившаяся частица краски может быть принята за летающую тарелку. Знаю,
видел.
Пять…
Совсем иное дело, если странные вспышки совпадут по времени с внезапным изменением курса мертвого спутника, – в этом случае не доложить
нельзя. К каким выводам придут эксперты в Пентагоне, мне неведомо и меня не касается…
Четыре…
…ясно только, что по-прежнему списывать потери спутников на шальные метеориты они не смогут даже в том случае, если будут иметь горячее
желание это сделать.