– Хорошо, отложим, – согласился Гуров. – Но предупреждаю, что вопросов у меня к вам будет много, если уж ему самому их сейчас задать нельзя.
– Отвечу на все, мне скрывать нечего, как и всем остальным, они, кстати, сегодня вечером прилететь должны.
– Вы имеете в виду других компаньонов Савельева? – уточнил Лев Иванович.
– Да! И можете даже не сомневаться, что мы за Кольку, если понадобится, вашу гребаную Москву наизнанку вывернем, но того, кто это все устроил, найдем, – угрожающе пообещал Погодин.
– Вы пыл-то поумерьте! Не дома! – недобрым голосом посоветовал Гуров, на что собеседник тяжело взглянул на него. – Скажите лучше, насколько вы в курсе произошедшего? Я имею в виду похищение детей.
– Целиком и полностью. Я же, как только об этом услышал, тут же из Хабаровска сюда вылетел, стал собственное расследование проводить, а еще мне докладывали все то же, что и Кольке, о чем он не знал, как и о том, что я в Москве.
– Какие-то странные у вас отношения, – заметил Лев Иванович. – С одной стороны, вы готовы за него столицу по кирпичику разнести. С другой – скрывали, что в городе. С чего бы это?
– Есть причины, но об этом позднее, – ответил Погодин, глядя за спину Гурова.
Лев Иванович обернулся и увидел, что из операционного блока вышел уставший хирург и, вытирая одной рукой пот со лба, направился к ним. В другой руке у него была кювета с четырьмя пулями.
– Ну? – нетерпеливо спросил Погодин. – Из какого кармана мне что доставать?
– Жив ваш друг и жить будет, – поморщившись от этой бестактности, ответил врач. – Если не считать легких травм, у пациента пулевое ранение левого бедра, но кость не задета. А вот три остальных – брюшной полости. В общем, покопаться нам пришлось изрядно. Сейчас его дошьют и отвезут в реанимацию, так что никаких посещений, вас туда просто не пустят. А вот уж, как в палату переведут, тогда и сможете его увидеть. Кстати, ваш первый раненый уже в палате.
– Спасибо, доктор, – сказал Погодин, протягивая ему деньги.
– Бросьте! – отмахнулся тот. – Думаете, если бы на месте вашего друга был кто-то другой, то мы его не вытащили бы? Вытащили! Работа у нас такая.
– Уже бросил, – сказал Леонид Максимович, опуская пачку денег доктору в карман. – Вы уж там сами как хотите, так и делите. Если лекарства какие-нибудь нужны, так вы только скажите какие, а мы их из любой страны мира привезем.
– Пока ему ничего особенного не надо, а из необходимого у нас все есть. А вот если еще что-то потребуется, то об этом вам уже его лечащий врач скажет. Кому пули отдать?
– Давайте мне, – сказал Гуров. – Я их сам на экспертизу отдам.
– С кем мне нужно согласовать, чтобы мои люди возле палаты Савельева стояли? – спросил Погодин.
– Я могу поставить здесь полицейский пост, – предложил Гуров.
– Не надо, мои ребятишки надежнее, – покачал головой тот.
– Ладно, сейчас я это организую, – пообещал Лев Иванович.
Из больницы они уехали только тогда, когда и пост возле отделения реанимации был выставлен, и Погодин все-таки прорвался туда, чтобы посмотреть на Савельева и убедиться, что тот жив. Очередная пачка купюр, уж неизвестно какого достоинства, перекочевала в карман срочно вызванного заведующего отделением реанимации, и ему было предложено сделать для Николая Степановича все, что только возможно. Кстати, Гуров тоже не упустил случая взглянуть на Савельева, оказавшегося очень худым человеком с изможденным лицом, и удивиться тому, что тот не избавился от застарелых шрамов от ожогов на лице. Он поинтересовался на этот счет у Погодина, а тот только вздохнул:
– Да говорили мы ему, и не раз, но Колька до ужаса боится общего наркоза. Все ему казалось, что уснет и не проснется. А теперь вот пришлось ему это испытать, и ничего, обошлось. Раньше-то они совсем страшные были, он их мазью одной мазал, так что прошли немного, – помолчав, Леонид Максимович спросил: – В моей машине поедем?
– Давайте каждый на своей, – предложил Лев Иванович.
– Ну, тогда держитесь за мной, – согласился тот и с неодобрительным видом покачал головой, взглянув на старенький «Пежо» Гурова, видимо, прикидывал, на сколько ему нужно будет сбавить скорость, чтобы тот за ним поспевал.
Лев Иванович не стал говорить Погодину о том, что прекрасно знает как дорогу в поселок, так и о роли Болотина в этой истории: мало ли как этот бывший, а может, и не бывший уголовник на это отреагирует? И вообще Погодин вызывал у Гурова чувства совершенно противоречивые: с одной стороны, восхищала его преданность другу, а с другой – то, что он втайне от него же проводил собственное расследование, наводило на нехорошие мысли. Не понравилось ему и то, что Тимофеев, все это время безмолвной тенью присутствовавший рядом с ними, ни разу даже не попытался рот открыть. То ли сказать ему было нечего, то ли он так боялся Погодина.
Ворота перед машиной Леонида Максимовича раскрылись еще до того, как он к ним подъехал, а за ним во двор заехали машины и Гурова, и Тимофеева, причем новенький джип Сергея Владимировича выгодно отличался от неприглядной машины Льва Ивановича, которая смотрелась на фоне двух новых иномарок бедной сироткой. Охранники очень уважительно поздоровались с Погодиным, кивнули Тимофееву, а вот Гурова разглядывали очень внимательно, явно стараясь запомнить.
– Где эта сука? – спросил Леонид Максимович у одного из охранников.
– На втором этаже, и при ней врач с медсестрой.
– Пусть один человек под окном встанет, а второй – возле двери, так надежнее будет, – зло бросил Погодин, и Гуров начал уже кое-что понимать в расстановке сил в этой истории.
В доме Савельева стояла такая тишина, словно там лежал покойник. Хотя, по большому счету, это именно так и было – дети-то погибли. Их встретила зареванная горничная и проводила в кабинет хозяина дома:
– Вам чай или кофе? – спросила она, задержавшись около двери в ожидании распоряжений.
– Придумай сама что-нибудь. И скажи, чтобы компьютер принесли – надо же нам фотку посмотреть, – бросил ей Погодин, и горничная вышла.
– Валькина девушка, – объяснил Гурову Тимофеев. – Пожениться собирались.
– Ничего, бог даст – поженятся, – сказал Леонид Максимович.
Буквально через минуту появился один из охранников и, поставив на стол ноутбук, нашел фотографию, на которую они уставились во все глаза.
– Что за хрень? – недоуменно воскликнул охранник.
– Да вот и я смотрю, что здесь что-то не так, – медленно сказал Погодин и приказал охраннику: – Ты горло увеличь так, чтобы получше видно было.
Парень замешкался – видно, был в компьютерах не силен, и заинтересованный Гуров отодвинул его:
– Погоди, я сам.
Он увеличил изображение так, что горлышки детей оказались во весь экран, и тут охранник уверенно сказал:
– Фуфло голимое! Так не бывает!
– А ты откуда знаешь? – насторожился Гуров.
– Первую чеченскую прошел, там и насмотрелся, что бывает, когда детям горло, как баранам, режут. Первый год от кошмаров по ночам весь в поту от собственных криков вскакивал, а потом ничего, стерлось кое-что из памяти, да и притерпелся немного, – хмуро объяснил тот. – А здесь, – он ткнул в экран монитора, – их, спящих, всего лишь кровью или еще чем полили. Выглядит страшно, а на самом деле просто Степаныча испугать хотели.
– И у них это получилось, – зло сказал Гуров. – А уж прочитав приписку, что их трупики утром на свалку вывезут, он и вовсе голову потерял, как и каждый отец на его месте. И рванул их забирать, чтобы хоть похоронить по-человечески. А его уже на дороге ждали. А дети-то, оказывается, живы! Надо первым делом выяснить, откуда эта почта пришла. Нашим экспертам ноутбук отдавать нельзя, а то вдруг опять информация утечет и в этот раз детей действительно убьют. Есть у меня кудесник один, который в два счета с этим вопросом разберется, – и спросил: – В этом компьютере какие-нибудь рабочие документы могут быть?