Окинув его удивленным взглядом, Лев рассмеялся:
– Ну, ты даешь! Неужели тогда, ну, у Петра на даче, коньячок тебя так шандарахнул, что ты уже был на автопилоте и ничего не запомнил? А я тебе, между прочим, когда ходили блеснить щуку, сразу же сказал, что позвонил Алексей Юрьевич, спрашивал, как у нас дела.
– Да?.. – несколько сконфузился Крячко. – Ну, а что удивительного? Мы тогда на троих больше литра коньяка бабахнули.
Теперь уже и Мария, слушая их разговор, посмотрела на мужа почти так же настороженно-выжидающе, как и Маргарита.
– Что, дамы, – хитро подмигнул им Лев, – любопытство обуяло вперемешку со злодейкой-ревностью? Ладно, отвечаю по пунктам. Рита, Кэт – это наша общая знакомая. Мы с ней всего лишь «свои парни», и не более того. Она дочь нашего хорошего товарища. Тут, как говорится, ничего личного. Теперь по поводу дачи и коньяка. Мы недавно с Петром поспорили, кто заказал убийство банкира Баланкина. Он утверждал, что это его зам, а мы считали, что это бывший начальник охраны, который считался умершим.
– Понятно… – усмехнулась Мария. – Заказчиком оказался якобы умерший бывший начальник охраны, и Петр, как это у вас называется совершенно неинтеллигентным словом, проставился. А убийца-то кто же?
– Как и во всяком банальном детективе – шофер, – пожал плечами Лев и рассмеялся.
Водитель такси – крупный малый с толстенными ручищами – неожиданно покосился в его сторону и, к всеобщему удивлению, недовольно проворчал по-русски:
– Ну, что за жизнь пошла? Везде шофер виноват!..
– О! Да тут, похоже, наш соотечественник? – почему-то обрадовался Станислав.
– Сооте-е-ечественник… – с какой-то затаенной горькой иронией протянул таксист. – Но уже подданный ее величества. В прошлом году получил подданство, – задумчиво закончил он.
– А сюда как попал? – поинтересовался Крячко.
– Судьба… – усмехнулся шофер. – Я сам родом из Риги, даже на осьмушку латыш. Но себя считаю полностью русским. Мои родители лет семь назад переехали в Россию по программе переселения соотечественников. Руки бы отбить тому идиоту, который ее разрабатывал! Ну кто так относится к своим людям? Мы в Латвии были бесправные неграждане, а прав имели больше, чем в России. И возможностей тоже. В России вообще черт знает что творится. Соседи у них – азиаты, гражданство получили всего за год, а мои стояли в очередях почти пять лет.
– Ну а ты, я так понял, посмотрел на этот бедлам и махнул на Британские острова… – понимающе кивнул Гуров.
– Да… В Ригу возвращаться тоже уже не хотелось. Там все пошло под откос. Со своими нацистскими закидонами они скоро вообще на ноль сойдут. Правда, и здесь уже явный депресняк. А я тут как окопался? В Латвии занимался боями без правил, одно время был даже в десятке сильнейших. Вот и здесь пошел на ринг. Ну, появились знакомые, поклонницы… Как-то познакомился с Энни – она меня встретила у спортивного центра и попросила автограф. Слово за слово… Когда через месяц привела знакомиться с предками, те были в шоке – русский, да еще кулачный боец… В их представлении – чуть ли не разбойник с большой дороги. Ну, а сейчас – ничего. Привыкли. Анька, правда, заставила бросить ринг. Вот теперь таксую…
– Дети есть? – спросила Мария.
– Пока нет, тут с этим не все так просто. Надо хотя бы деньжат поднабрать, а потом уже о детях думать… Вообще, конечно, иногда задумываюсь – а тут ли мое место? Вот родятся дети и вырастут англичанами со странной фамилией Иванофф… Хотя, по совести сказать, самих англичан, я гляжу, в городах все меньше и меньше. Говорю своей: давай хоть немного разбавим однообразно-черный Лондон какой-то долей европейской крови. Но у нее с чувством юмора туговато. Сразу начинает возмущаться: «Вол-одька, ты – расист!»
Таксист покрутил головой и рассмеялся.
Мария и Маргарита, явно подумав об одном и том же, обменялись взглядами, в которых читалось: «Я, конечно, за дружбу между народами. Но Англию-то хоть немножко хотелось бы видеть английской, черт подери! Что это еще за массовая «вавилонизация» всех стран и континентов?..»
За окнами такси мелькали дома и скверы, какие-то магазины, светящиеся неоновыми рекламами, и всякого рода заведения, именуемые в России казенным словом «общепит». Ближе к вокзалу в нескольких местах промелькнули в чем-то игрушечного фасона вагончики английских железных дорог.
– В принципе, я человек не злой… – после некоторого молчания продолжил шофер. – И даже близко не расист. Но когда еще только начал крутить баранку, как-то вез троих салаг – они родом откуда-то из Судана или Сомали… И вот в дороге один из них достал нож и, не говоря ни слова, попытался вогнать мне в глотку. Слава богу, подготовка у меня – что надо. Всех троих этих щенков скрутил, отвез в полицию. Что бы вы думали? Через полчаса перед полицейским участком вопила толпа негров, которые обвиняли меня в расизме, в избиении «беззащитных детей», в подлоге ножа… Ну, типа, это я «бедным мальчикам» подсунул свой нож, чтобы из расистских побуждений упрятать их в тюрьму. Представляете? Меня самого после этого чуть не посадили! О страна! Я с тех пор такую клиентуру объезжаю десятой дорогой.
В салоне вновь повисло молчание. Пассажиры задумчиво взирали на пешеходов, идущих по тротуарам.
– Вот, никак не привыкну к тому, что здесь надо ехать по левой стороне, – глядя на бегущий справа навстречу им поток машин, сокрушенно отметила Маргарита.
– Да, после нашего правостороннего к здешнему привыкнуть не так-то просто, – вздохнув, согласился таксист. – Для меня вначале это было что-то вроде затяжной болезни – пришлось всего себя ломать изнутри… Еле привык! А иные, говорят, так и не могут приспособиться. Ну, вот вам и Паддингтон! – объявил он, сворачивая к зданию вокзала.
Билеты на поезд нашим путешественникам достались, как выразился Стас, с дурью несусветной. Как оказалось, остались места лишь в «однополые» двухместные купе – только для мужчин и только для женщин. Стас, уразумев, в чем суть вопроса, начал было бузить, но Лев, крепко сжав его локоть, шепнул, чтобы тот «не раздувал кадило».
– И что же это, мы с тобой поедем в одном купе, Мария с Ритой – в другом, по разным концам вагона? – сунув руки в карманы, сердито спросил Крячко.
– А кто нам запретит поменяться местами? – вручая своим спутникам их билеты, невозмутимо ответил Гуров.
– Тьфу, блин! А я об этом как-то и не подумал… – досадливо фыркнул Станислав.
Загрузившись в свои купе, путешественники занялись тем, что каждому из них было интереснее. Дамы включили имеющиеся в купе телевизоры и выбрали интересные только им программы. Маргарита нашла показ мод, где все было понятно и без слов, а Мария программу, в которой рассказывали про старейший лондонский театр Ковент-Гарден, построенный еще в восемнадцатом веке. Стас и Гуров вышли на перрон, неспешно вспоминая свои былые приключения на Британских островах.
– Ты будешь смеяться, но мне почему-то кажется, что нам и в этот раз спокойного путешествия не предвидится, – глядя на голубей, кружащихся над вокзалом – ни дать ни взять обычные русские сизари, – с чуть заметной улыбкой констатировал Лев.
– Это ты насчет предчувствий Марии? – понимающе ухмыльнулся Стас. – Так они уже сбылись – вон, когда летели. Думаю, свой лимит на неприятности мы уже израсходовали.
– А-а-а… Это ты имеешь в виду теорию снаряда, два раза не бьющего в одну и ту же воронку? – отмахнулся Гуров. – Чепуха это все… Бьет, зараза, и еще как бьет. Я сам с какого-то момента вдруг начал чувствовать, что на нас надвигается что-то опасное. Это еще как у нас в школе было, когда мы первоклашками за неделю чувствовали прививки. Вот и сейчас – что-то должно случиться.
– Хм… – Сунув руки в карманы брюк, Крячко перекатился с носков ботинок на пятки и обратно. – Ну, в принципе, это объяснимо. Сколько лет мы уже варимся в этом котле? Тут наверняка интуиция поневоле начинает работать на порядок интенсивнее… Слушай, Лев, а может, пока эти самые неприятности на нас не свалились, пойдем хлебнем настоящего английского эля? А? А то через Англию прем на рысях, как будто за нами гонится целая орда киллеров. Надо же хоть как-то отметить здесь свое присут…