И было как-то не по себе. Пожалуй, пора взять себя в руки. Притом немедленно.
— Ты прекрасно выглядишь, дорогой, — сказала ему мать. — Вот только откуда у тебя этот ужасный костюм? Он мне напоминает кого-то, недавно у нас тут был, нелепый такой, но не помню, кто.
Зато помнила Диана:
— Насчет угля приходил. И не думай, пожалуйста, Алан, ты нисколько на него не похож. Просто он был одет примерно так же, как ты сейчас. Верно, вырядился в свой выходной костюм из госмагазина готового платья.
— Ах, вот это, оказывается, что за костюм! — оживленно подхватила мать, будто принимая участие в глупом детском разговоре.
— Именно так, — подтвердил Алан. — Костюмы, которыми брезгуют гражданские лица. Нам всем их выдали. Но это совершенно не важно, даже если бы он меня стеснял, хотя он меня нисколько не стесняет, я ведь могу теперь переодеться во что-нибудь из моих старых вещей.
— Ну, не знаю, — с сомнением произнесла леди Стрит. — По-моему, старых вещей почти не осталось. Подымешься к себе, сам посмотришь. Да, да, милый, комната твоя прежняя.
Она улыбнулась.
Мать почти совсем не постарела. В ней было заложено что-то неизменное. А вот Диана его поразила. Она утратила прежний юный вид, вся как-то высохла, поблекла. И хотя улыбалась, когда улыбались другие, и говорила приветливо, может быть, только чуточку прохладно, но в глаза не смотрела, отводила взгляд в сторону, словно ей мешала старая обида. Алан даже подумал, что уж не угораздило ли его когда-нибудь нелестно высказаться о Дереке, ее муже, — к которому он вообще-то симпатии не питал, — и она теперь не может ему этого простить? Неужели все дело в том, что он вот вернулся, а Дерек — нет?
— Эвакуированные и военные уже много месяцев как съехали, — говорила между тем мать, — но мы пока еще ничего не смогли отремонтировать, хотя Берчелл обещает внести нас в список первыми.
— Он это всем обещает, — заметила Диана.
— Пожалуйста, не перебивай, дорогая, я вовсе не собираюсь донимать Алана разговорами о Берчелле и только упомянула о нем и о несделанном ремонте, чтобы Алан понял, что у нас далеко еще не все в порядке и мы не отвечаем за это свинство…
— Что ты, мама, все замечательно! — заверил ее Алан и поглядел вокруг радостным взглядом. Они все еще стояли в длинном холле, дневной свет под низким потолком загустел почти до сумерек, только алели цветы в вазах, отсвечивала бронза и зеркально блестело полированное дерево. Все — такое знакомое Алану с детства и в то же время удивительное для сержанта Стрита, вернувшегося на последнюю побывку с войны.
— Парадной гостиной мы по-прежнему не пользуемся, — сказала мать. — К чаю накроют в старой детской. И очень скоро. Диана, проводи Алана наверх.
На лестничной площадке из-за старого резного дубового гардероба (все так же похожего на испанский галеон времен Великой Армады) вдруг, точно тролль в юбке, выступила миссис Хейк. Как непривычно было возвышаться над нею, сверху вниз заглядывая в старушечье морщинистое лицо. Да ведь ей лет семьдесят, если не больше! Побегала вокруг них на своем веку.
— Ну-ну, вот денек, за который я могу возблагодарить Господа! — произнесла миссис Хейк, обитательница уютной, средневековой вселенной. — Больше на войну не поедете, мистер Алан?
— Больше постараюсь ни ногой.
Какая она старенькая, усохшая, ей бы давно на покой пора. Хотя она, наверно, просто помрет, если расстанется с их семьей, после того как прожила при них всю жизнь. Надо поговорить с Дианой, она это понимает.
Миссис Хейк тоже захотела проводить Алана в его комнату и вообще приняла его, как школяра, приехавшего домой на каникулы.