– Конечно, это только моя догадка, но мне кажется, что здесь он и кончился… Когда я помогал сдирать с него одежду, он ни разу не шевельнулся и, когда вешали, тоже не дергался. Нет, сэр, я думаю, что он умер еще тогда, когда тот парень колотил его головой об пол.
– Ну, не все ли равно, когда пришел ему конец?
– Не скажите. Надо, чтобы все было, как положено. Раз уж дошло до этого дело, он должен был получить все, что ему причитается.
Майк полез в карман брюк и достал клочок грубой бумажной ткани.
– Вот кусок от его штанов.
Буфетчик наклонился и стал разглядывать ткань. Потом поднял голову и посмотрел на Майка.
– Я дам вам доллар за это.
– Не выйдет!
– Хорошо. Дам два доллара за половинку лоскута.
Майк посмотрел на него с подозрением.
– А для чего он вам?
– Сейчас скажу. Дайте вашу кружку! Выпейте ее за мой счет. Я приколю его к стене, а под ним повешу маленькую табличку. Ребятам, что ходят сюда, будет интересно взглянуть на это.
Майк разрезал карманным ножом лоскут надвое и получил от буфетчика два серебряных доллара.
– Я знаю одного человека, который делает рекламные таблички, – сказал маленький буфетчик. – Он заходит сюда каждый день. Он сделает мне маленькую красивую табличку, и я повешу ее. – Потом он вдруг осторожно спросил: – Как вы думаете, шериф арестует кого-нибудь?
– Конечно, нет. Очень ему нужно раздувать это дело! Сегодня в толпе было немало избирателей. Как только все разойдутся, шериф приедет, снимет негра, и все будет в порядке.
Буфетчик поглядел на дверь.
– Кажется, я ошибся… Думал, ребята захотят выпить. Уже поздно.
– Да и мне пора домой. Устал я что-то.
– Если вам на южную сторону, так я закрою бар и пойду с вами. Я живу на Восьмой улице.
– Что вы говорите! Это всего в двух кварталах от моего дома. Я живу на Шестой. Вы, наверно, каждый день проходите мимо моего дома. Странно, что я ни разу вас не встретил.
Буфетчик вымыл кружку Майка и снял свой длинный передник. Надев шляпу и пальто, он подошел к двери и погасил красную неоновую вывеску и свет в баре. Минуту оба они постояли на тротуаре, глядя в сторону парка. В городе было тихо. От парка не доносилось ни звука. Невдалеке от них прешел полицейский, освещая фонариком витрины.
– Видите? – сказал Майк. – Словно ничего не случилось.
– Я думал, что ребятам захочется выпить пива, но они, возможно, пошли в другой бар.
– А я что вам говорил?
Они пошли по пустой улице и у деловых кварталов свернули на юг.
– Моя фамилия Уэлч, – сказал буфетчик. – Я живу в этом городе всего два года.
Майку снова стало тоскливо.
– Странно… – сказал он и, помолчав, продолжал: – Я родился в этом городе, в том самом доме, в котором живу сейчас. У меня жена, а детишек нет. Мы оба родились в этом городе. Нас все знают.
Они прошли вместе еще несколько кварталов. Магазины кончились, вдоль улицы выстроились красивые дома, перед домами были разбиты палисадники и подстриженные газоны. Высокие густые деревья загораживали уличные фонари, густые тени падали на тротуар. Обнюхиваясь, брели две собаки.
– Интересно, что за человек был этот черномазый? – спросил Уэлч.
– Все газеты писали, что он был негодяй, – с тоской проговорил Майк. – Я читал газеты. Все газеты так и писали.
– Я тоже читал. Но в том-то и штука – я знавал очень хороших негров.
Майк обернулся к нему и сказал негодующе:
– Ну и что ж, я сам был знаком с чертовски хорошими неграми.